О чём поверовала ,,Легенда о домбре"? о том почему у домбры две струны
о несчастной судьбе наследника Чингисхана
о могуществе и жестокости Чингисхана
​

Объяснение:

сть несколько легенд о том, как появилась домбра и как она обрела современный вид.

По одной из них, давным-давно дочь хана полюбила юношу и родила от него двойню – мальчика и девочку. Ведьма выкрала детей у матери, увезла их в безлюдную местность и подвесила на верхушку священного дерева байтерека. Мальчика расположила так, чтобы он смотрел на запад, девочку – лицом к востоку. Дети погибли, а дерево засохло от их слез. Мать умирала от горя в поисках малышей, она проделала длинный путь и однажды, выбившись из сил, остановилась, чтобы отдохнуть под высохшим деревом.

Вдруг дочь хана услышала мелодии. Женщина подняла голову вверх и заметила на самой верхушке высокого дерева останки погибших детей. При малейшем дуновении ветра они начинали колебаться, словно две струны, издавая звуки. Дочь хана решила сделать из этого дерева музыкальный инструмент. Струна с восточной стороны была натянута сильнее. Мать решила: "Пусть нижняя струна, что тонко звучит, будет моей дочерью Зарлык (плачущая), а верхняя, слабо натянутая и издающая бархатные звуки, – моим сыном Мунлыком (тоскующим)". Она стала играть на домбре, и под ее пальцами родился красивый и печальный кюй.

Другое предание гласит, что однажды некий богатырь по пути в юрту решил отдохнуть. Из орехового дерева он высек самоделку, натянул на нее струны из конских волос и попытался сыграть на инструменте, но тот молчал. После безуспешных попыток воин заснул, и вскоре его разбудила мелодия. Мужчина обнаружил, что кто-то прикрепил деревянный порожек в месте соединения головки с шейкой грифа. Воин решил, что это дело рук шайтана, и с тех пор в народе за верхним порожком домбры закрепилось название "шайтан-тиек".

Завязка рассказа отчасти основана на реальном событии, произошедшем с толстым во время его службы на кавказе в 1850-е гг. 23 июня  1853 года   он записал в своем дневнике: «едва не попался в плен, но в этом случае вёл себя хорошо, хотя и слишком чувствительно»[2]. по воспоминаниям с.  а.  берса, шурина писателя[3] ,