100 женские образы в комелии ревизор​

Объяснение:

Чичиков, познакомившись в городе с помещиками, получил от каждого из них приглашение посетить имение. Галерею владельцев «мертвых душ» открывает Манилов. Автор в самом начале главы дает характеристику этого персонажа. Внешность его первоначально производила очень приятное впечатление, затем – недоумение, а в третью минуту «… скажешь: “Черт знает что такое!” и отойдешь подальше…». Слащавость и сентиментальность, выделенные в портрете Манилова, составляют сущность его праздного образа жизни. Он постоянно о чем‑то думает и мечтает, считает себя образованным человеком (в полку, где он служил, его считали образованнейшим), хочет «следить какую‑нибудь этакую науку», хотя на столе у него «всегда лежала какая‑то книжка, заложенная закладкою на четырнадцатой странице, которую он постоянно читал уже два года». Манилов создает фантастические проекты, один нелепее другого, не имея представления о реальной жизни. Манилов – бесплодный мечтатель. Он мечтает о нежнейшей дружбе с Чичиковым, узнав о которой «государь бы их генералами», мечтает о беседке с колоннами и надписью: «Храм уединенного размышления»… Вся жизнь Манилова заменена иллюзией. Даже речь его соответствует характеру: пересыпана сентиментальными выражениями вроде «майский день», «именины сердца». Хозяйством он не занимался, «он даже никогда не ездил на поле, хозяйство шло как‑то само собою. Описывая обстановку в доме, Гоголь также замечает эту леность и незавершенность во всем: в комнатах рядом с хорошей, дорогой мебелью стояли кресла, обтянутые рогожею. Хозяин усадьбы, по‑видимому, и не замечает, как имение его приходит в упадок, мысль его далеко, в прекрасных, абсолютно невозможных с точки зрения реальности мечтах.

Приехав к Манилову, Чичиков знакомится с его женой, с детьми. Чичиков со свойственной ему проницательностью сразу понимает сущность помещика и то, как с ним нужно вести себя. Он становиться таким же слащаво‑любезным, как Манилов. Долго упрашивают они друг друга пройти вперед и «наконец оба приятеля вошли в дверь боком и несколько притиснули друг друга».

Прекраснодушному Манилову нравится все: и город, и его обитатели. Павел Иванович с удовольствием поддерживает его в этом, и они рассыпаются в любезностях, говоря о губернаторе, полицмейстере и «таким образом перебрали почти всех чиновников города, которые все оказались самыми достойными людьми». В дальнейшем разговоре оба собеседника не забывают постоянно одаривать друг друга комплиментами.

Знакомство с детьми Манилова слегка удивило Чичикова экстравагантностью их имен, что, впрочем, еще раз подтвердило мечтательную, оторванную от реальности натуру помещика. После обеда оба собеседника удаляются в кабинет, чтобы, наконец, заняться предметом, ради которого Чичиков и приехал в губернию. Манилов, услышав Чичикова, очень растерян.

«– Как‑с? извините…я несколько туг на ухо, мне послышалось престранное слово…

– Я полагаю приобресть мертвых, которые, впрочем, значились по ревизии как живые, – сказал Чичиков».

Манилов не только несколько глуховат, но к тому же отстал от окружающей жизни. Иначе он не удивился бы «странному» сочетанию двух понятий: душа и мертвая.

Писатель намеренно делает нечеткими границы между живым и мертвым, и эта антитеза обретает метафорический смысл. Предприятие Чичикова предстает перед нами как некий крестовый поход. Он как бы собирает по разным кругам ада тени покойников с целью вывести их к настоящей, живой жизни. Манилов интересуется, с землей ли хочет купить души Чичиков. «Нет, на вывод», – отвечает Чичиков. Можно предположить, что Гоголь здесь имеет в виду вывод из ада. Помещика, не знающего даже, сколько крестьян у него умерло, заботит, «не будет ли эта негоция не соответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России». В момент разговора о мертвых душах Манилов сравнивается со слишком умным министром. Здесь ирония Гоголя как бы нечаянно вторгается в запретную область. Сравнение Манилова с министром означает, что последний не так уж и отличается от этого помещика, а «маниловщина» – типичное явление. Манилова окончательно успокаивает пафосная тирада Чичикова о его преклонении перед законом: «закон – я немею пред законом». Этих слов оказалось достаточно, что бы так ни в чем и не разобравшийся Манилов подарил крестьян.