План характеристки господина журдена в произведении мольєра "мищанин во дворянстве"

Журден — один из самых забавных персонажей великого комедиографа. потешаются над ним в равной степени и действующие лица пьесы, и читатели, и зрители. в самом деле, что может быть нелепее для окружающих, чем пожилой торговец, неожиданно помешавшийся на светском обхождении и неистово стремящийся походить на аристократа. жажда «перемены участи» до того сильна в ж., что, превозмогая природную немузыкальность и неуклюжесть, он разучивает замысловатые «па» модных танцев, размахивает шпагой, непременным дворянским атрибутом, и под руководством многочисленных учителей постигает приемы обольщения требовательных представительниц светского общества. в который раз в комедии мольера все вертится вокруг игры. ж. не терпится вжиться в роль завзятого придворного, а окружающие, за немногим исключением, «подыгрывают» герою, преследуя свои весьма меркантильные цели. даже сопротивляющаяся дорогостоящим безумствам мужа журден и ее смешливая служанка в конце концов понимают, что «игру» ж. достаточно направить в нужное русло, чтобы от нее никто не пострадал. так, в конце пьесы с ряженых домочадцев выходит за любимого дочь ж., которую непреклонный папаша прочил исключительно за дворянина. а сам ж. в результате хитрого плана жениха дочери становится «мамамуши» и «приближенным турецкого султана». это квазитурецкое слово-монстр как нельзя лучше выражает чудовищное безвкусие и неорганичность претензий новоявленного вельможи. оно сочинено специально для ж. озорными и предприимчивыми молодцами, клеонтом и ковьелем, решившими во что бы то ни стало получить в жены дочь и служанку спятившего буржуа. «турецкая церемония», призванная «посвятить» в дворянство кульминация комедии и «апофеоз» героя, ощутившего себя в процессе пародийной феерии заправским «мусульманским аристократом». образ ж., однако, сложнее, чем может показаться. неуклюжий буржуа ж., примеряющий на себя этикетные стандарты дворянства, оказывается в пьесе своеобразным зеркалом, отражающим и безыдеальную, лишенную творческого духа буржуазную манеру жить, и избыточно орнаментированный, жеманный стиль аристократического поведения. творя для себя иллюзорный мир «высокого вкуса» и изящества, господин ж. упоен не только новым «из индийской ткани» халатом, париком и костюмом с «цветочками головками вверх». ключевая и самая знаменитая фраза мольеровского мещанина звучит так: «…я и не подозревал, что вот уже более сорока лет говорю прозой». открытие, сделанное ж., изобличает, конечно, его безграмотность. но необразованный, нелепый, невоспитанный торговец в отличие от своего окружения оказывается способен увидеть вдруг убожество прожитой жизни, лишенной проблеска поэзии, погрязшей в грубых материальных интересах. таким образом, еще одной темой ж. становится трогательная и вызывающая сочувствие тяга к миру иных ценностей, явленных, впрочем, мольером в пародийном ключе. у господина ж. в пьесе, по крайней мере, три игровые ипостаси. он выступает как актер, пробующий выигрышную роль, как игрушка пользующихся его манией окружающих и как катализатор игровой активности молодых персонажей комедии. в конце пьесы герой получает искомое (ведь его целью всегда была видимость); удовлетворены все участники и свидетели «турецкой церемонии». образ господина ж., торговца, живущего в прозаической реальности, но ищущего поэзии, и счастливого, буржуа и дворянина — одна из ярких манифестаций непреодолимой двойственности бытия и один из безусловных мольеровских шедевров.

Душа это внутри человека она творит доброту,и неизмеряется с деньгами