"василий теркин" в чем трагизм ситуации в главе перед боем?

В«василии теркине» мало противопоставлений, зато много движения, развития – прежде всего в образах главного героя и автора, их контактах между собой и с другими персонажами. первоначально они дистанцированы: во вступлении теркин объединяется только с хорошей поговоркой или присказкой – и наоборот, слова о правде автор произносит явно от себя. несходство еще более углубляется в главе «на привале» , где никак не две характеристики героя. вначале его представляет автор: теркин – кто же он такой? скажем откровенно: просто парень сам собой он обыкновенный. а затем дается самохарактеристика, резко отличная от предыдущей своей несомненной, хотя и лукавой, сказочностью: трижды был я окружен, трижды – вот он! – вышел вон. это не контраст – скорее, взаимодополнение, но роли в экспозиции все-таки четко распределены. вот и «переправа» открывается авторским повествованием, причем до появления теркина и по ситуации, и по тону она трагическая. взят момент, когда солдаты находятся в наибольшей зависимости от судьбы – они в ее руках, а судьба безжалостна: и столбом поставил воду вдруг снаряд. понтоны в ряд. густо было там народу – наших стриженых … и увиделось впервые, не забудется оно: люди теплые, живые шли на дно, на дно, на дно… на такой горькой ноте завершается первая часть рассказа: смерть всех сравняла, все обезличило – теперь … неизвестно кто там робкий, кто герой. перелом в сюжет и настроение вносит приплывший по ноябрьской воде теркин. не только ледяную корку у берегов – он обламывает ощущение роковой безысходности, затянувшейся безвестности. задумывая поэму, а. твардовский писал весной 1941 года: «трудность еще в том, что таких «смешных» , «примитивных» героев обычно берут в пару, для контраста к герою настоящему, лирическому, «высокому» . больше отступлений, больше самого себя в поэме» , то есть для себя он предполагал особую, более приподнятую позицию. в главе «переправа» , да и не в ней одной, случилось, однако, обратное: именно герой поддержал автора, вселил в него, в своих однополчан надежду. взаимодополнение постепенно сменяется взаимопроникновением. парность героев, хорошо известная и по «дон кихоту» , и по «тилю уленшпигелю» , у твардовского в конце концов тоже проявилась своеобразно. наметившаяся в первых двух главах функциональность себя исчерпывает. высокое и низкое, трагическое и комическое - то, что по исходным замыслам должно было распределяться между двумя образами – совместилось. совместилось, прежде всего, в герое, который уже в третьей главе, «перед боем» , проявляет помимо неунывающего духа еще и чуткость, тактичность, острое ощущение личной вины. «василий теркин» уже далеко отстоит от того самозабвенного слияния людей в коллектив, которым отмечены многие довоенные стихотворения твардовского, - общность здесь осуществляется как единство индивидуальностей. «василий теркин» представляет собой свободную форму и в смысле естественного перетекания автора в главного героя, других персонажей, «своего» в «твое» и обратно. органично соединяются практически на каждой странице шутка и горесть, бедствие и подвиг, быт и высочайшая духовность. отсюда – цельность произведения при удивительно широкой философско-психологической амплитуде.

Булгаков понимал эпитет собачье сердце, как сердце верного друга, ведь только собаки явл. верными друзьями человека. Шариков поступал нехорошо в некоторых сценах, я уже не помню что там было, и часто не слушался своих подопечных, и делая эти нехорошие дела, он становился человеком- жестоким, огрызающимся, вредным, ведь собачье сердце так не может: оно верно своему хозяину, любит его и смотрит с обожанием. А Шарикова просто испортили другие люди, вот поэтому

Преображенский говорит, что собачье сердце в нем просто испарилось  и получилось человеческое. Я думаю, что в определенных моментах прав и Борменталь, и Преображенский.