Нужен монолог хлестакова, из ревизора, где он хвастается.

Схорошенькими актрисами знаком. я ведь тоже разные водевильчики… часто вижу. с пушкиным на дружеской ноге. бывало, часто говорю ему: «ну что, брат пушкин? » – «да так, брат, – отвечает, бывало, – так как‑то всё…» большой оригинал. < > моих, впрочем, много есть сочинений: «женитьба фигаро», «роберт‑дьявол», «норма». уж и названий даже не помню. и всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «, братец, напиши что‑нибудь». думаю себе: «, изволь, братец! » и тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. у меня легкость необыкновенная в мыслях. все это, что было под именем барона брамбеуса, «фрегат „надежды“ и „московский телеграф“… все это я написал. я, признаюсь, существую. у меня дом первый в петербурге. так уж и известен: дом ивана александровича. (обращаясь ко всем.) сделайте милость, господа, если будете в петербурге, прошу, прошу ко мне. я ведь тоже . < > на столе, например, арбуз – в семьсот рублей арбуз. суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из парижа; откроют крышку – пар, которому подобного нельзя отыскать в природе. я всякий день на . там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, , посланник и я. и уж так уморишься играя, что просто ни на что не похоже. как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж – скажешь только кухарке: «на, маврушка, шинель…» что ж я вру – я и позабыл, что живу в бельэтаже. у меня одна лестница стоит… а любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: ж… ж… ж… иной раз и министр… мне даже на пакетах пишут: «ваше превосходительство». один раз я даже департаментом. и странно: директор уехал, – куда уехал, неизвестно. ну, натурально, пошли толки: как, что, кому занять место? многие из генералов находились охотники и брались, но подойдут, бывало, – нет, мудрено. кажется и легко на вид, а рассмотришь – просто черт возьми! после видят, нечего делать, – ко мне. и в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры… можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров! каково положение? – я спрашиваю. «иван александрович, ступайте департаментом ! » я, признаюсь, немного смутился, вышел в халате: хотел отказаться, но думаю: дойдет до государя, ну да и послужной список тоже… «извольте, господа, я принимаю должность, я принимаю, говорю, так и быть, говорю, я принимаю, только уж у меня: ни, ни, уж у меня ухо востро! уж я…» и точно: бывало, как прохожу через департамент – просто землетрясенье, все дрожит и трясется, как лист. о! я шутить не люблю. я им всем задал острастку. меня сам государственный совет боится. да что в самом деле? я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «я сам себя знаю, сам». я везде, везде. во дворец всякий день езжу. меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (поскальзывается и чуть‑чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.) < > вздор – отдохнуть. извольте, я готов отдохнуть. завтрак у вас, господа, хорош… я доволен, я доволен. (с декламацией.) лабардан! лабардан! (входит в боковую комнату, за ним "

гордой, сильной, и своенравной