Краткое содержание гвозди в. крапивин

Ночью костик сильно кашлял, прямо спать никому не дал. утром мама сказала: - сиди-ка сегодня дома, не ходи в школу, а то со всем сляжешь. костик не огорчился. дома одному, конечно, не весело, но в школе тоже хорошего мало: холод как на улице. даже варежки снимать не хочется. да и незачем их снимать, потому что чернила часто застывают и писать нельзя. нина матвеевна второклассникам даже и не задает ничего, а только читает книжки вслух. старается больше про лето читать, но от этого все равно не теплее. а дома тепло. мама выхлопотала два кубометра дров. дрова, конечно, не березовые, а сосна вперемешку с осиной, но ничего, греют. каждое утро теперь печка-голландка бодро гудит и потрескивает угольками. и валенки всегда просохшие, теплые. только сегодня валенки не нужны. когда мама и зина ушли на работу. костик выскочил из-под одеяла, быстренько оделся и нырнул под кровать. там в углу за зинкиным чемоданчиком прятались пыльные старенькие сандалии. если от пола не тянет промозглым холодом, хорошо побегать по комнате в сандалиях. лето вспоминается. костик побегал. какая-то крошка мешала в левой сандалии. костик вытряхнул ее. это были слежавшиеся листики и семена полыни. наверно, с того сентябрьского дня костик вспомнил и загрустил, присев у окна. прыгать больше не хотелось. потом он вздохнул и поднялся со стула: он знал, что делать. как всегда в такие минуты, сделалось страшновато. костик запер на крючок дверь, задернул шторки. и опять полез под кровать - за фанерным чемоданчиком, где хранилось зинкино личное имущество. "имущество" старшей сестрицы было сплошное барахло. железные штучки, чтобы волосы на них накручивать, две брошки, пустая пудреница, перевязанная шпагатом пачка писем от знакомых с фронта, зеркальце, лоскутки какие-то. но среди лоскутков лежала треугольная косынка. красная с белым горошком. она была из остатков материи от платья. платье зина шила еще до войны и давно износила, а косыночка сохранилась. летом зина ее надевала, когда ходила на танцы в сад судостроителей. ну, а сейчас, конечно, в таком платочке не побегаешь. отправляясь на завод. зина шаль наматывает да еще шарф костик вынул косынку, задвинул обратно чемодан. подошел к зеркалу. зеркало было почти от пола и до потолка, старое, еще бабушкино. удобное: человек в нем отражался с головы до ног. сейчас в зеркале виден был худой, белобрысый, давно не стриженный мальчишка в синей выцветшей рубашке и зеленых штанах из плащ-палатки. остроносый, остроплечий, с немного оттопыренными ушами. не красивый, но ничего. на лице у мальчишки было беспокойство. костик перестал себя разглядывать и еще раз оглянулся на окна и запертую дверь. если кто-нибудь застал бы его за теперешним занятием, костик просто провалился бы сквозь землю, хотя и сам не знал почему. может быть, потому, что, не хотел признаваться никому в своих мечтах и боялся насмешек. а может быть, по тому, что было в этом деле непростительное самозванство. но он ничего не мог с собой поделать. костик отогнул воротник, набросил косынку на шею и начал старательно завязывать узел. если зажмуриться или просто забыть про белые горошины, то косынка была абсолютно такая же, как пионерский галстук. о галстуке костик мечтал давно. с того сентябрьского дня, когда случилось чудо. это было действительно чудо, и никаким другим словом костик не мог назвать свое спасение. был тогда выходной. стоял совсем летний день, только ветер был плотный и ровный, хотя и не холодный. костяк склеил змей. хотел забраться на крышу, чтобы запустить, но сосед иван сергеич протасов и его жена тетя валя подняли такой крик, что лучше не связываться. а чего им надо? ведь он не на их дом забирался (они живут в каменном трехэтажном), а на свой, двухэтажный. протасова не переспоришь. и костик решил идти на площадь. там простора много, можно змей прямо с земли запустить, если разбежаться. площадь просто так называлась площадью, а на самом деле это был громадный пустырь посреди города. в центре его стояла красна

Обе героини были не против выйти за хлестакова