Рассказ " как я однажды опоздал в школу"

однажду утром я проснулся подумала "от чего мне бы не поспать ещё минут и повенулся набок и уснул   мне показалось,что я уснул всего на 1 минутку ,но на самом деле всё было не так проснулся а на часах уже половина девятого я быстро умысля собрался ,перекусил и помчался в школу я думал ,что на этот раз меня пронесёт и с утра у входа завуча не будет ,но не тут-то было остановили и заставили писать объяснительную ,а писать особо и нечего было и я написал,что проспал отправили в кабинет   гду у нас 1 й урок я объяснился и вошел в ну как   там исправиш чё-то или дофантазируеш)

Впродолжении каждого месяца он хотя один раз наведывался к петровичу, чтобы поговорить о шинели, где лучше купить сукна, и какого цвета, и в какую цену, и хотя несколько , но всегда довольный возвращался домой, помышляя, что наконец придет же время, когда все это купится и когда шинель будет сделана.    ни один раз в жизни не обратил он внимания на то, что делается и происходит всякий день на улице, на что, как известно, всегда посмотрит его же брат, молодой чиновник, простирающий до того проницательность своего бойкого взгляда, что заметит даже, у кого на другой стороне тротуара отпоролась внизу панталон стремешка, – что вызывает всегда лукавую усмешку на лице его. теперь уже всякий частный человек считает в лице своем оскорбленным все общество. но акакий акакиевич если и глядел на что, то видел на всем свои чистые, ровным почерком выписанные строки, и только разве если, неизвестно откуда взявшись, лошадиная морда помещалась ему на плечо и напускала ноздрями целый ветер в щеку, тогда только замечал он, что он не на середине строки, а скорее на средине улицы.  акакий акакиевич прошел через кухню, не замеченный даже самою хозяйкою, и вступил наконец в комнату, где увидел петровича, сидевшего на широком деревянном некрашеном столе и подвернувшего под себя ноги свои, как турецкий паша.  ноги, по обычаю портных, сидящих за работою, были нагишом.  и прежде всего бросился в глаза большой палец, известный акакию акакиевичу, с каким-то изуродованным ногтем, толстым и крепким, как у черепахи череп.  потом обратил его подкладкой вверх и вновь покачал, вновь снял крышку с генералом, заклеенным бумажкой, и, натащивши в нос табаку, закрыл, спрятал табакерку и наконец сказал: «нет, нельзя поправить: худой гардероб! »