Перси джексон и похититель молний это фантастическая книга?

Ядумую что это фантастика

Мне кажется с мифологией.

Виюле, когда температура днем достигает сорока по цельсию – тепловое равновесие континентальной колымы, – повинуясь тяжелой силе внезапных дождей, на лесных полянках поднимаются, пугая людей, неестественно огромные маслята со скользкими змеиными шкурами, пестрыми змеиными шкурами – красные, синие, внезапные эти дожди приносят тайге, лесу, камням, мхам, лишайнику только минутное облегчение. природа и не рассчитывала на этот плодоносящий, животворный, благодетельный дождь. дождь раскрывает все скрытые силы природы, и шляпки маслят тяжелеют, растут – по полметра в диаметре. это пугающие, чудовищные грибы. дождь приносит лишь минутное облегчение – в глубоких ущельях лежит зимний, навечный лед. грибы, их молодая грибная сила вовсе не для льда. и никакие дожди, никакие потоки воды не страшны этим гладким алюминиевым льдинам. лед прикрывает собой камень русла, становится похожим на цемент взлетной дорожки и по руслу, по этой взлетной дорожке, убыстряя свое движение, свой бег, летит вода, накопившаяся на горных пластах после многодневных дождей, соединившаяся с растаявшим снегом, снег превратившая в воду и позвавшая в небо, в бурная вода сбегает, слетает с горных вершин по ущельям, добирается до русла реки, где поединок солнца и льда уже закончен, лед растаял. в ручье лед еще не растаял. но трехметровый лед ручью не помеха. вода бежит прямо к реке по этой мерзлой взлетной дорожке. ручей в синем небе кажется алюминиевым, непрозрачным, но светлым и легким алюминием. ручей разбегается по гладкому блестящему льду. разбегается и прыгает в воздух. ручей давно, еще в начале бега, в вершинах скал считает себя самолетом, и взвиться над рекой – единственное желание ручья. разбежавшийся, сигарообразный, алюминиевый ручей взлетает в воздух, прыгает с обрыва в воздух. ты – холоп никитка, придумавший крылья, придумавший птичьи крылья. ты – татлин-летатлин, доверивший дереву секреты птичьего крыла. ты – разбежавшийся ручей прыгает и не может не прыгать – набегающие волны теснят те, что ближе к обрыву. прыгает в воздух и разбивается о воздух. у воздуха оказывается каменная сила, каменное сопротивление – только на первый взгляд издали воздух кажется «средой» из учебников, свободной средой, где можно дышать, двигаться, жить, летать. ясно видно, как хрустальная струя воды ударяется о голубую воздушную стену, прочную стену, воздушную стену. ударяется и разбивается вдребезги – в брызги, в капли, бессильно падая с десятиметровой высоты в ущелье. оказывается, что гигантской воды, скопленной в ущельях, в разбеге силы, достаточной для того, чтобы сокрушить скалистые берега, выворачивать деревья с корнем и бросать их в поток, шатать и разламывать скалы, сметать все на своем пути в законе половодья, потока, – этой силы мало, чтобы справиться с косностью воздуха, того самого воздуха, которым так легко дышать, воздуха, который прозрачен и уступчив, уступчив до невидимости и кажется символом такой свободы. у этого воздуха, оказывается, есть такие косные силы, с которыми не сравнится никакая скала, никакая вода. брызги, капли мгновенно соединяются вновь, снова , снова разбиваются и с визгом, ревом добираются до русла – огромных каменных валунов, шлифованных веками, ручей доползает до русла реки по тысяче дорожек между валунов, камней, камешков, которые капли, ручеечки, ниточки укрощенной воды боятся и пошевелить. ручей, разбитый, укрощенный, тихо, беззвучно вползает в реку, очерчивая светлый полукруг в темной воде бегущей мимо реки. реке нет дела до этого ручья-летатлина, ручья-лилиенталя. реке некогда ждать. впрочем, река чуть отступает, давая место светлой воде разбитого ручья, и видно, как поднимаются из глубины к светлому полукругу, заглядывая в ручей, горные хариусы. хариусы стоят в темной реке близ светлого полукруга воды, на устье ручья. рыбная ловля здесь неизменно хороша.