СОСТАВИТЬ ВРАВНИТЕЛЬНУЮ ТАБЛИЦУ - ПРОИЗВЕДЕНИЕ ПОЛТАВА пЕТР 1 И кАРЛ 12

Из n., уездного города z-ой губернии, ранним июльским утром выехала и с громом покатила по почтовому тракту безрессорная, ошарпанная бричка, одна из тех допотопных бричек, на которых ездят теперь на руси только купеческие приказчики, гуртовщики и небогатые священники. она тарахтела и взвизгивала при малейшем движении; ей угрюмо вторило ведро, привязанное к ее задку, — и по одним этим звукам да по жалким кожаным тряпочкам, болтавшимся на ее облезлом теле, можно было судить о ее ветхости и готовности идти в слом.в бричке сидело двое n-ских обывателей: n-ский купец иван иваныч кузьмичов, бритый, в очках и в соломенной шляпе, больше похожий на чиновника, чем на купца, и другой — отец христофор сирийский, настоятель n-ской николаевской церкви, маленький длинноволосый старичок в сером парусиновом кафтане, в широкополом цилиндре и в шитом, цветном поясе. первый о чем-то думал и встряхивал головою, чтобы прогнать дремоту; на лице его привычная деловая сухость боролась с благодушием человека, только что простившегося с родней и хорошо выпившего; второй же влажными глазками удивленно глядел на мир божий и так широко, что, казалось, улыбка захватывала даже поля цилиндра; лицо его было красно и имело озябший вид. оба они, как кузьмичов, так и о. христофор, ехали теперь продавать шерсть. прощаясь с домочадцами, они только что сытно закусили пышками со сметаной и, несмотря на раннее утро, настроение духа у обоих было прекрасное.кроме только что описанных двух и кучера дениски, неутомимо стегавшего по паре шустрых гнедых лошадок, в бричке находился еще один пассажир — мальчик лет девяти, с темным от загара и мокрым от слез лицом. это был егорушка, племянник кузьмичова. с разрешения дяди и с благословения о. христофора, он ехал куда-то поступать в гимназию. его мамаша, ольга ивановна, вдова коллежского секретаря и родная сестра кузьмичова, любившая образованных людей и благородное общество, умолила своего брата, ехавшего продавать шерсть, взять с собою егорушку и отдать его в гимназию; и теперь мальчик, не понимая, куда и зачем он едет, сидел на облучке рядом с дениской, держался за его локоть, чтоб не свалиться, и подпрыгивал, как чайник на конфорке. от быстрой езды его красная рубаха пузырем вздувалась на спине и новая ямщицкая шляпа с павлиньим пером то и дело сползала на затылок. он чувствовал себя в высшей степени несчастным человеком и хотел плакать.когда бричка проезжала мимо острога, егорушка взглянул на часовых, тихо ходивших около высокой белой стены, на маленькие решетчатые окна, на крест, блестевший на крыше, и вспомнил, как неделю тому назад, в день казанской божией матери, он ходил с мамашей в острожную церковь на престольный праздник; а еще ранее, на пасху, он приходил в острог с кухаркой людмилой и с дениской и приносил сюда куличи, яйца, пироги и жареную говядину; арестанты и крестились, а один из них подарил егорушке оловянные запонки собственного изделия.мальчик всматривался в знакомые места, а ненавистная бричка бежала мимо и оставляла всё позади. за острогом промелькнули черные, закопченные кузницы, за ними уютное, зеленое кладбище, обнесенное оградой из булыжника; из-за ограды весело выглядывали белые кресты и памятники, которые прячутся в зелени вишневых деревьев и издали кажутся белыми пятнами. егорушка вспомнил, что, когда цветет вишня, эти белые пятна мешаются с вишневыми цветами в белое море; а когда она спеет, белые памятники и кресты бывают усыпаны багряными, как кровь, точками. за оградой под вишнями день и ночь спали егорушкин отец и бабушка зинаида даниловна. когда бабушка умерла, ее положили в длинный, узкий гроб и прикрыли двумя пятаками ее глаза, которые не хотели закрываться. до своей смерти она была жива и носила с базара мягкие бублики, посыпанные маком, теперь же она спит, за кладбищем дымились кирпичные заводы. густой, черный дым большими клубами шел из-под длинных камышовых крыш, приплюснутых к земле, и лениво поднимался вверх. небо над и кладбищем было смугло, и большие тени от клубов дыма ползли по полю и через дорогу. в дыму около крыш двигались люди и лошади, покрытые красной кончался город и начиналось поле. егорушка в последний раз оглянулся на город, припал лицом к локтю дениски и горько ну, не отревелся еще, рёва! — сказал кузьмичов. — опять, , слюни распустил! не хочешь ехать, так оставайся. никто силой не тянет! — ничего, ничего, брат егор, — забормотал скороговоркой о. христофор. — ничего, призывай не за худом едешь, а за добром. ученье, как говорится, свет, а неученье — истинно так.— хочешь вернуться? — спросил кузьмичов.— — ответил егорушка, всхлипывая.— и вернулся бы. всё равно попусту едешь, за семь верст киселя хлебать.— ничего, ничего, — продолжал о. христофор. — бога ломоносов так же вот с рыбарями ехал, однако из него вышел человек на всю