Легко ли быть независимым в условиях крепостного права?​

Вшестой главе, где будет получено известие о взятии пугачевым нижне- озерной крепости, расположенной неподалеку от белогорской, и потому капитан миронов примет решение отправить дочь в оренбург, сама возможность разлуки, кажется, потрясла влюбленных не меньше, чем весть о приближении пугачева. «я нарочно забыл свою шпагу и воротился за нею: я предчувствовал, что застану марью ивановну одну. в самом деле, она встретила меня в дверях и вручила мне шпагу. «прощайте, петр андреич! — сказала она мне со слезами. — меня посылают в оренбург. будьте живы и счастливы; может быть, господь нас друг с другом увидеться; если ж нет…» туг она зарыдала. я обнял ее. «прощай, ангел мой, — сказал я, — прощай, моя милая, моя желанная! что бы со мной ни было, верь, что последняя моя мысль и последняя молитва будет о тебе! » маша рыдала, прильнув к моей груди». впрочем, главу vi гринев назвал «пугачевщина» и посчитал необходимым хотя бы одним абзацем объяснить, откуда свалилась на россию страшная беда. полудикие народы, не так давно признавшие владыкой над собой царя, еще не привыкли к российским законам, часто их нарушали и выходили из повиновения. чтобы удержать их в нем, было построено немало крепостей, защиту которых доверили немногочисленным гарнизонам, состоявшим из солдат и издавна живущих на яицких берегах казаков. но казаки и сами любили вольницу и ответили в 1772 году генералу траубенбергу на меры по наведению порядка, предпринятые в их войске, сильным волнением. бунтовщики убили траубенберга и были усмирены «картечью и жестокими наказаниями». погашенный бунт оказался, однако, подобен тлеющему костру, о чем свидетельствовал, в частности, зловещий, зашифрованный для посторонних ушей диалог двух казаков во второй главе «капитанской дочки» — хозяина постоялого двора и того черного мужика, который сумел вывести петрушу из буранной мглы. уже этот диалог показывал, что раздуть костер пугачеву труда не составит: слишком памятны для казаков были жестокие наказания. а уж полудикие народы рады были поучаствовать в любых беспорядках. увы, инерция идеологического противопоставления, в данном случае пушкина и его героя, дает о себе знать и в постсоветских работах, по- прежнему весьма осложняя для читателя путь к постижению пушкинского замысла.