Що висміював чехов в оповіданні товстий і тонкий​

Юрий красавин  ржанец  печь дышала горячо, глубоко,  хлебный дух всю горницу   каравай-ржанец с подпеклым боком  на столешню чистую осел.  мама улыбается, довольна:   — ну-ка, спробуй выпечку   разрезает каравай подольно,  подает краюху жую,  а вернее, медленно смакую,  запиваю молоком густым,  верите, не верите — ликую  за крестьянским пиршеством простым!   не до избытка,  крошки — в рот, и пиршеству — конец!   молоко пошло — на верхосытку,  на закладку — золотой ржанец.  от него родимого — вся сила  и в кости, и в мускуле   мама чуть улыбку пригасила,  думается маме о другом.  оттого и взгляд ее тревожен.  мама вспоминает. вспомнил я:   нет, не хлеб ржаной во мне заложен —  колосков засохших острия.  открываю в прошлое калитку,  памятью, как пахотой, иду:   слезы, слезы всем — на верхосытку,  на закладку — горечь-лебеду.  да паслен, да жмых, да зной отчайный  в год военный, год   дети тыла,  среди них и я — малец застылый,  городской, заплаканный, нездешний,  с байковой рваниной на заплечье,  шарю взглядом по пустой столешне,  прижимаюсь к жаркому запечью.  кончились на хлеб надежды, жданки,  на печи теплом меня прогрело,  кирпичей каленые буханки  прожигают худенькое тело.  в сон . где-то лупят пушки.  фронт отодвигается от   золотые, теплые краюшки  вижу я во сне по многу раз.