Рифмовка поет зима аукает ​

Поет зима - аукает,

Мохнатый лес баюкает

                Стозвоном сосняка.

Кругом с тоской глубокою

Плывут в страну далекую

                Седые облака.

А по двору метелица

Ковром шелковым стелется,

                Но больно холодна.

Воробышки игривые,

Как детки сиротливые,

                Прижались у окна.

Озябли пташки малые,

Голодные, усталые,

                И жмутся поплотней.

А вьюга с ревом бешеным

Стучит по ставням свешенным

                И злится все сильней.

И дремлют пташки нежные

Под эти вихри снежные

               У мерзлого окна.

И снится им прекрасная,

В улыбках солнца ясная

               Красавица весна.

дьячок фома, сидя в кругу своих друзей, соглашается рас­сказать еще одну с условием, что она будет последняя. далее он начинает рассуждать о том, что если дьявольская сила захочет обморочить человека, то «ей-богу, обморочит». вслед за этим рассказчик вспоминает из своего детства, когда ему было лет одиннадцать, а может, и больше.

как-то в начале весны отец его повез в крым на продажу та­бака, бывший тогда в цене. трехгодовалого брата взял с собой. дома остались мать, фома с братом остапом, и дед. дед засеял баштан (бахчу) и перешел с хутора жить в курень (шалаш) возле башта­на, а детей взял с собой — распугивать сорок и воробьев. ­тишки не только смотрели за дынями, арбузами и тыквами, но и кормились в огороде всем, что там росло. приезжие частенько останавливались купить арбуз или дыню, а из окрестных деревень приносили на обмен кур, яиц, и индеек. житье было хорошее.

а больше всего деду нравилось, что мимо каждый день про­езжали возы чумаков — до пятидесяти в день. иной раз случа­лась встреча со старыми друзьями.

как-то ближе к вечеру подъехали к ним знакомые чумаки. поздоровались, распрягли волов пастись, а сами раскурили трубки и сели с дедом возле куреня. за россказнями незаметно время пролетело. после полдника дед начал всех дынями потчевать.

пока чумаки ели, дед стал подбивать фому и остапа станце­вать казачка. глядя на пляшущих внуков, дед не утерпел и тоже пошел «вывертывать ногами». возле грядки с огурцами было глад­кое место, на котором дед плясал. дойдя до середины, он уже хотел «выметнуть» какую-то особенную штуку, только ноги отчего-то не поднимались. дед разогнался, дошел до середины — не берет! что хочешь делай! ноги как деревянные стали. дед при­нялся ругаться: «вишь, дьявольское место! вишь, сатанинское наваждение! впутается же ирод, враг рода человеческого! »

перед чумаками позориться деду никак не хотелось, он снова пустился в пляс. и опять, как только дошел до злополучного места, не вытанцовывается ему — и все тут!

послал дед еще несколько ругательств в адрес сатаны. слы­шит — сзади кто-то засмеялся. оглянулся дед — ни баштана, ни чумаков нет, а есть только гладкое поле. потом пригляделся: а место-то не совсем незнакомое. вот и голубятня, что у попа в огороде, торчит за лесом, а вот и гумно волостного писаря. ме­сяца не было: вместо него сквозь тучу мелькало белое пятно.