Перечитайте журнал Маши за 20 января. Какой важный жизненный опыт приобрела Маша в этот день? Как это характеризует Машу(какие качества вы увидели в ней)?

была уже ночь, когда малюта, после пытки колычевых, родственников и друзей сведенного митрополита, вышел наконец из тюрьмы. густые тучи, как черные горы, нависли над слободою и грозили непогодой. в доме малюты все уже спали. не спал один максим. он вышел навстречу к отцу.

— батюшка, — сказал максим, — я ждал тебя; мне нужно переговорить с тобою.

— о чем? — спросил малюта и невольно отворотил взгляд. григорий лукьянович никогда не дрожал перед врагом, но в присутствии максима ему было неловко.

— я завтра еду, — продолжал максим, — прости, батюшка!

— куда? — спросил малюта и этот раз устремил тусклый взгляд свой на максима.

— куда глаза глядят, батюшка; земля не клином сошлась, места довольно!

— да что, ты с ума спятил али дурь на себя напустил? и подлинно дурь напустил! что ты сегодня за обедом наделал? как у тебя язык повернулся царю перечить? знаешь ли, кто он и кто ты?

— знаю, батюшка; и знаю, что он мне за то сказал. а все же мне нельзя оставаться.

— ах ты, самодур! да откуда у тебя своя воля взялась? что сталось с тобой сегодня? отчего ты теперь уезжать вздумал, когда царь тебя изволил, с начальными людьми сравнял? отчего именно теперь?

— мне давно тяжело с вами, батюшка; ты сам знаешь; но я не доверял себе; с самого детства только и слышал отовсюду, что царева воля — божья воля, что нет тяжелее греха, как думать иначе, чем царь. и отец левкий, и все попы слободские мне на духу в великий грех ставили, что я к вам не мыслю. поневоле иногда раздумье брало, прав ли я один против всех вас? поневоле уезжать откладывал. а сегодня, — продолжал максим, и румянец живо заиграл на лице его, — сегодня я понял, что я прав! как услышал князя серебряного, как узнал, что он твой объезд за душегубство разбил и не заперся перед царем в своем правом деле, но как мученик пошел за него на смерть, — тогда забилось к нему сердце мое, как ни к кому еще не бивалось, и вышло из мысли моей колебание, и стало мне ясно как день, что не на вашей стороне правда!

— так вот кто тебя с толку сбил! — вскричал малюта, и без того озлобленный на серебряного. — так вот кто тебя с толку сбил! попадись он мне только в руки, не скорою смертью издохнет он у меня, собака!

— господь сохранит его от рук твоих! — сказал максим, делая крестное знамение. — не попустит он тебя все доброе на руси погубить! да, — продолжал, одушевляясь, сын малюты, — лишь увидел я князя никиту романыча, понял, что хорошо б жить вместе с ним, и захотелось мне попроситься к нему, но совестно подойти было: очи мои на него не подымутся, пока буду эту одежу носить!

малюта слушал сына, и два чувства спорили в нем между собою. ему хотелось закричать на максима, затопать на него ногами и его угрозами к повиновению, но невольное уважение сковывало его злобу. он понимал чутьем, что угроза теперь не подействует, и в низкой душе своей начал искать других средств, чтоб удержать сына.

— максимушка! — сказал он, принимая заискивающий вид, насколько позволяло зверское лицо его, — не в пору ты уезжать затеял! твое слово понравилось сегодня царю. хоть и напугал ты меня порядком, да заступились, видно, святые угодники за нас, умягчили сердце батюшки-государя. вместо чтоб казнить, он похвалил тебя, и жалованья тебе прибавил, и собольею шубой ! посмотри, коли ты теперь в гору не пойдешь! а покамест чем тебе здесь не житье?

максим бросился в ноги малюты.

— не житье мне здесь, батюшка, не житье! не по силам дома оставаться! невмоготу слышать вой да плач по вся дни, невтерпеж видеть, что отец мой…

максим остановился.

— ну? — сказал малюта.

— что отец мой — палач! — произнес максим и опустил взор, как бы испугавшись, что мог сказать отцу такое слово.

но малюта не смутился этим названием.

— палач палачу рознь! — произнес он, покосившись в угол избы. — ино рядовой человек, ино начальный; ино простых воров казнить, ино бояр, что подтачивают царский престол и всему государству шатанье готовят. я в разбойный приказ не вступаюсь; мой топор только и сечет, что изменничьи боярские головы!

— замолчи, отец! — сказал, вставая, максим, — не возмущай мне сердце такою речью! кто из тех, кого погубил ты, умышлял на царя? кто из них замутил государство? не по винам, а по злобе своей сечешь ты боярские головы! кабы не ты, и царь был бы милостивее. но вы ищете измены, вы пытками вымучиваете изветы[1], вы, вы всей крови заводчики! нет, отец, не гневи бога, не клевещи на бояр, а скажи лучше, что без разбора хочешь вконец извести боярский корень!