Какими были отношения между средневекового Китая с северно-западными кочевниками "варварами"?

Наиболее отчетливо можно это на примере представ­ления об общности происхождения. В VIII-VI вв. до н.э. такое пред­ставление было одним из главных компонентов этнического самосоз­нания древних китайцев. Различия в культуре рассматривались лишь как следствие общности происхождении: «варвары - это шакалы и волки... чжуся - это родственники»[4]. Позднее на первый план фор­мирования самосознания выходит компонент общности культуры. По­этому родившийся от «хуася» мог стать «варваром», если он усвоит чужие обычаи и привычки. В последние века до нашей эры представ­ление о единстве происхождения как компоненте этнического само­сознания перерабатывается в пользу включения некоторых окружаю­щих Китай народов в собственную этническую группу. Во-первых, в сочинениях ханьского времени зафиксированы этногенетические ми­фы, согласно которым варвары-сюнну являются потомками правителя династии Ся[5]. Во-вторых, идею общности происхождения и родства всех древних китайцев и «варваров» подтверждала практика полити­ческих отношений с сюнну. Результатом «договоров о мире и родст­ве», согласно которым ханьские императоры должны были посылать своих дочерей в жены шаньюям[6], неизбежно было стремление рас­сматривать древних китайцев и сюнну как «детей одной семьи».