Сенкани до образів Міо мій Міо

Главное внимание было обращено не на илью муромца, а на соловья-разбойника. в.  в.  стасов утверждал, что наш соловей восходит к среднеазиатскому иельбегену. одной головой он играет на дудочке, другой — поет, третьей свистит и т.  д. (соч., т.  iii, стр.  1111 и орест миллер усматривал в посвисте соловья вихрь, грозу, бурю, а его самого, его гнездо и дом определял как тучу, заслоняющую солнце, то есть владимира красное солнышко (илья муром., стр.  254—306). ф.  и.  буслаев находит, что орест миллер в своих мифологических толкованиях зашел слишком далеко и что образ соловья-разбойника объясняется гораздо проще. соловей не что иное, как бортник, то есть «древолазец», промышляющий дикий мед (народная поэзия, стр.  275—279). м.  халанский утверждал, что «все черты былины об илье муромце и соловье-разбойнике покрываются соответствующими чертами сказания тидрек-саги о тетлейфе» (южнославянские сказания, i, стр.  104). ягич возводил соловья к соломону на том основании, что соломон «възгроди себе град в древесех плетеных вельми мудро» («archiv für slawische philologie», i, 1876). а.  а.  потебня высказал мнение, что соловей-разбойник действительно разбойник, но не простой, а из ряда вон выходящий. сиденье на трех дубах и свист — поэтическая гипербола («живая старина», 1891, iii, стр.  125—126). всев. миллер был твердо убежден, что былина о соловье-разбойнике слагается из двух песен: одной об освобождении чернигова, другой о встрече ильи с соловьем. на основании рукописной традиции всев. миллер считает возможным утверждать, что под черниговом понимается не чернигов, а себеж, так как в «повестях» речь идет именно об освобождении себежа. миллер приводит и данные. в 1535 году себеж подвергся нападению со стороны поляков и литовцев. их двадцатитысячное войско было разбито и частично утонуло подо льдом себежского озера. в былине, правда, нет ни поляков, ни литовцев, ни сражения, нет также и озера, нет даже и города себежа, но это для миллера не существенно, так как он стоит на точке зрения, что события в эпосе всегда искажаются (очерки, i, стр.  391—401). позднее миллер истолковал так же эпизод встречи ильи муромца с соловьем. по его мнению, соловей — обыкновенный разбойник. его имя есть просто воровская кличка, данная ему за умение хорошо по-разбойничьи свистеть. отчество же свое былинный соловей получил от татар. его отчество «рахматович», «рахмантьевич», «рахманов» и т.  д. получилось, по миллеру, из «вор ахматович». этот ахмат в 1480 году ходил на москву, долго стоял на реке угре, был разбит и бежал. от него соловей-разбойник будто бы и получил свое отчество. прототип соловья — это упоминаемый в летописи разбойник могута, который был пойман, к владимиру, где он «воскрича зело и многи слезы испущая из очию», поклялся покаяться. этот крик кающегося разбойника в былине соответствует свисту. такова теория всев. миллера (очерки, iii, стр.  91—135). н.  и.  коробка (чудесное дерево и вещая птица. — «живая старина», 1910, iii, стр.  189—214) видит в птице на дереве, и в том числе в соловье-разбойнике, символ смерти. река, у которой находится соловей, — это река смерти, а соловей-разбойник уподобляется античному харону, сидящему у перевоза и отвозящему души в аид. к рационалистическому толкованию соловья как разбойника в советское время примкнул в.  и.  чичеров (былина «илья и соловей» рассказывает о борьбе с разбоем. — «- сборник», стр.  27). на такой же точке зрения стоит а.  н.  робинсон (икдр, ii, стр.  151).