уменя СОЧ ""хочу знать""

городовой иван акидиныч бергамотов уже много лет занимал пост на  пушкарной улице губернского города орла. в  участке он  значился как «бляха №  20», но  пушкари  — жители пушкарной улицы  — прозвали его баргамотом.

с  нежной и  деликатной грушей сорта «бергамот» иван акидиныч не  имел ничего общего. природа не  обидела баргамота  — был он  высокий, сильный, громогласный и  «составлял на  полицейском горизонте видную фигуру».баргамот давно мог достичь высокого положения, если  бы его душа, погребённая под толстым слоем плоти, «не  была погружена в  богатырский сон». внешние впечатления, проходя через маленькие, заплывшие глазки баргамота, теряли яркость и  достигали его души в  виде «слабых отзвуков и  отблесков».человек возвышенный посчитал  бы баргамота куском мяса, околоточные надзиратели называли его исполнительной дубиной, пушкари  же считали его степенным и  серьёзным человеком. твёрдо баргамот знал только инструкцию для городовых, которая так прочно засела в  его мастодонтовом мозгу, «что вытравить её  оттуда нельзя было даже крепкой водкой». так  же прочно обосновались там и  немногие истины, усвоенные баргамотом «путём житейского опыта».

вся пушкарская улица, населённая рабочим людом и  украшенная двумя кабаками, уважала баргамота за  неимоверную силу. каждое воскресенье пушкари развлекались, устраивая «гомерическую драку», после которой баргамот доставлял в  участок самых отчаянных драчунов.

жил баргамот в  маленькой, покосившейся хибарке с  женой и  двумя детьми, был хозяйственен, строг и  учил жизни «путём воздействия». жена марья уважала мужа, «как человека степенного и  непьющего», что не  мешало ей  вертеть им  с  той лёгкостью, на  какую способны только слабые женщины.

был канун пасхи. баргамот стоял на  посту в  плохом настроении  — ему предстояло дежурить до  трёх часов ночи, и  на  пасхальную службу он  попасть не  мог.

баргамоту хотелось праздника. кроме того, он  был голоден  — из-за поста жена не  покормила его обедом. глядя на  идущих в  церковь нарядных и  умытых пушкарей, баргамот помрачнел ещё больше, ведь завтра многих из  них ему придётся тащить в  участок.

вскоре улица опустела, и  баргамот размечтался  — представил себе его дома накрытый стол и  сына ванюшу, которому он  припас в  подарок мраморное яйцо. «что-то вроде родительской нежности» поднялось со  дна его души. но  тут благодушие баргамота было нарушено  — из-за угла показался совершенно пьяный гараська. шатаясь от  забора до  забора, гарасьска натолкнулся на  фонарь, заключил его «в  дружеские и  крепкие объятия», соскользнул вниз и  погрузился в  задумчивость.

гараська досаждал баргамоту больше остальных пушкарей. этот тощий, оборванный человечек был первым в  округе скандалистом. его били, держали в  участке впроголодь, но  не  могли отучить от  «самой обидной и  злоязычной» ругани.

чем гараська зарабатывал на  жизнь, оставалось для пушкарей тайной. трезвым его никогда не  видели. зимой гараська куда-то исчезал, но  «с  первым дыханием весны» появлялся на  пушкарской улице и  всё лето ночевал на  огородах, под кустами и  по  берегу реки. пушкари подозревали, что гераська подворовывает, но  поймать его на  горячем не  могли «и  били лишь на  основании косвенных улик».

на  этот раз гераське, видимо, пришлось нелегко  — лохмотья его были в  грязи, а  с  большим красным носом покрыта синяками и  царапинами. приблизившись к  бродяге, баргамот взял его за  воротник и  повёл в  участок. по  дороге гераська завёл разговор о  празднике, а  потом решительно повернулся к  баргамоту, вытаскивая из  кармана какой-то предмет.

заинтригованный баргамот выпустил воротник гараськи, тот лишился опоры, упал  завыл «как бабы воют по  покойнику». вскоре выяснилось, что он  раздавил яйцо, которым хотел похристосоваться с  баргамотом «по-благородному».

баргамот почувствовал, «что жалок ему этот человек, как брат родной, кровно своим  же братом обиженный». даже ругательства гараськи не  оскорбили его.

баргамот решительно поднял гараську и  к  себе домой, разговляться. по  дороге изумлённый бродяга думал сбежать, но  ноги совершенно его не  слушались. да  и  не  хотелось ему уходит, уж  чуден был баргамот, который путал слова, то  объясняя гараське инструкцию для городовых, то  возвращаясь «к  вопросу о  битье в  участке».

увидев растерянное лицо мужа, марья противоречить не  стала, а  налила гараське миску жирных, огненных щей. бродяге было невыносимо стыдно из-за своих отрепьев и  грязных рук, которые он  словно впервые у  себя увидел. когда  же марья назвала его по  имени и  отчеству  — герасимом андреичем  — из  груди его снова вырвался «тот жалобный и  грубый вой, который так смутил баргамота».

успокаивавшей его марье гераська объяснил, что уже много лет никто не  называл его так уважительно.