Стороны основания прямой треугольной призмы 4 см, 8 см и 9 см. Вычислить площадь боковой поверхности призмы, если её высота в 3 раза больше меньшего основания призмы. *​

как-то в хельсинки я заглянул в музей и некоторое время бродил по залам, отстраненно любуясь предметами старины, пока не увидел телефон. почти такой же был у нас дома, с большим диском и большой грубой трубкой. рядом с музейным телефоном стояла пишущая машинка «ундервуд», такая же, как у моего отца, и еще старая и задрипанная детская коляска. это оказался зал двадцатого века, а в нем вещи, с которыми я когда-то жил и которых больше нет вокруг. только в музее .

увы, для слов не существует музеев. мы яростно спорим, хорошо это или плохо, что в языке появляется так много новых слов, и совершенно не обращаем внимания на то, что тем временем другие слова постепенно исчезают. конечно, об исчезновении слов всем известно, и любой мало-мальски образованный человек засыплет меня примерами: смерд, чело, десница, засим, вечерять, токмо, паче… но это все мертвые слова, которые мы никогда не используем в обычной речи, а в современных словарях, если они туда, конечно, попали, им сопутствует помета «устаревшее». в несуществующем музее слов их следовало бы поместить в какие-то первые залы. гораздо интереснее посмотреть на слова, уходящие из языка в двадцатом и двадцать первом веках, попросту говоря, на наших глазах.

легко сказать «посмотреть»! а как это сделать? как понять, что слово действительно уходит? проще всего обстоит дело со словами, называющими утраченные вещи или понятия. вряд ли кто-то будет спорить с тем, что из языка ушли многие советизмы: от фельетонного несуна[20]  до идеологических субботника или парторга. на смену многотиражкам пришли корпоративные издания, а партсобрания были вытеснены корпоративными вечеринками. те, кто старше тридцати пяти (то есть в 85-м были уже взрослыми), конечно, помнят эти слова, те, кто моложе двадцати пяти, – вряд ли. впрочем, некоторые из этих слов остаются в языке где-то на периферии – для обозначения «той жизни». в последнее время в переводных романах мне несколько раз при описании вещей в комнате попалось странное словосочетание – печатная машинка. подозреваю, что переводчик либо слишком молод, либо слишком забывчив. речь ведь идет о том, что по- называется пишущей машинкой и только так (см. выше сцену в музее). печатная машина, конечно, тоже существует, но место ей в типографии.

слова уходят не только вместе с вещами, но и сами по себе. трудно поймать момент их ухода, еще труднее предсказать его. тут мне не профессия лингвиста, потому что пока лингвисты не умеют фиксировать это довольно условное прощание слова с языком. попробую опереться на свою интуицию, хотя и понимаю, как это субъективно. назову несколько слов, которые, как мне кажется, еще используются, но только теми, кто постарше. а это значит, что они на пути к исчезновению.

я давно уже не слышал от своих знакомых слова получка, а ведь раньше жизнь измерялась от получки до получки. интересно, что вполне советское по происхождению слово зарплата чувствует себя превосходно. повидимому, в получке было заложено что-то социально важное: процесс выдачи денег (как правило, два раза в месяц), очереди у кассы, раздача долгов – все то, что бесследно (хочется надеяться) исчезло из нашей жизни.

не слышу я и таких слов, как посиделки и междусобойчик (в значении праздника для своих). по-моему, их нет в речи молодых людей. может быть, их заменила тусовка? мне почему-то посиделки милее, как-то камернее и , не сочтите за старческое брюзжание. кстати, мы теперь и не чаёвничаем, хотя чай пить вроде не перестали.

часто уход слова никакими теориями и социальными сдвигами не объяснишь. в начале этой главы я употребил слово задрипанный, но ведь так тоже сегодня не говорят. а задрипанных или, скажем, замурзанных вещей вокруг сколько угодно. почему-то исчезло из употребления в качестве ответа на вопрос слово отнюдь, еще недавно популярное в узких кругах: ну что, теперь ты довольна? – отнюдь.

особенно интересно обстоят дела с человеческими отношениями. о сокращении терминов родства я уже писал. но вот слово приятельница, обозначающее дружеские отношения между взрослыми женщинами. то ли нынешние девушки, те самые двадцатипятилетние, еще просто не выросли (и у них все еще подруги), то ли с приятельницей придется попрощаться (в отличие от вроде бы похожего на нее приятеля). в общем, в нынешнюю унисекс-эпоху особым женским словам приходится туго. незаметным стало слово земляк, видимо, в эпоху перемещений исходный пункт все меньше связывает людей. уход слова не трагедия, но всегда потеря – потеря смысла и некоторого особого взгляда на мир.

любой читатель может поспорить с моим списком и предложить свой собственный. у нас у каждого свой слух и свой языковой опыт. хорошо было бы открыть пункт приема уходящих слов, потому что иначе, как всем миром, нам их не собрать. а потом создать музей, хотя, как я уже сказал, для слов не бывает музеев.