Как наказал себя Раскольников после преступления? Нужны цитаты

Раскольников после преступления.

И хотя бы судьба послала ему раскаяние — жгучее раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему! Муки и слезы — ведь это тоже жизнь. Но он не раскаивался в своем преступлении.

На каторге: «Он стыдился даже и пред Соней, которую мучил за это своим презрительным и грубым обращением. Но не бритой головы и кандалов он стыдился: его гордость сильно была уязвлена; он и заболел от уязвленной гордости. О, как бы счастлив он был, если бы мог сам обвинить себя! Он бы снес тогда всё, даже стыд и позор. Но он строго судил себя, и ожесточенная совесть его не нашла никакой особенно ужасной вины в его кроме разве промаху , который со всяким мог случиться. Он стыдился именно того, что он, Раскольников, погиб так слепо, безнадежно, глухо и глупо, по какому-то приговору слепой судьбы, и должен смириться и покориться пред «бессмыслицей» какого-то приговора, если хочет сколько-нибудь успокоить себя….Вот в чем одном признавал он свое преступление: только в том, что не вынес его и сделал явку с повинною. ..»

«Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени… В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее и что настала же наконец эта минута…»

Внутренние переживание и отчуждение, копание в себе.

Объяснение:

"Что, неужели уж начинается, неужели это уж казнь наступает? Вон, вон, так и есть!"

"А ведь кто знает! Может, я и впрямь помешанный, и все, что во все эти дни было, все, может быть, так только, в воображении…"

"...Господи, поскорей бы уж!..."  

"Только бы поскорей!…"  

"...такое отчаяние и такой, если можно сказать, цинизм гибели вдруг овладели им, что он махнул рукой и пошел дальше..." (о том, что в некоторые моменты Раскольников совершенно не боится разоблачения)

"Странная мысль пришла ему вдруг: встать сейчас, подойти к Никодиму Фомичу и рассказать ему все вчерашнее, все до последней подробности, затем пойти вместе с ними на квартиру и указать им вещи, в углу, в дыре. Позыв был до того силен, что он уже встал с места, для исполнения. «Не обдумать ли хоть минуту? — пронеслось в его голове. — Нет, лучше и не думая, и с плеч долой!» Но вдруг он остановился как вкопанный..."

...слишком уж я желчен стал в последнее время. Веришь ли: я сейчас погрозил сестре чуть ли не кулаком за то только, что она обернулась в последний раз взглянуть на меня. Свинство — этакое состояние! Эх, до чего я дошел!"

" — Иду. Сейчас. Да, чтоб избежать этого стыда, я и хотел утопиться, Дуня, но подумал, уже стоя над водой, что если я считал себя до сей поры сильным, то пусть же я и стыда теперь не убоюсь... Это гордость, Дуня?

Последний раз я читала эту книгу лет 5 назад, и сейчас, когда я взяла ее в руки, особенно ярко вспоминаются два рассказа: "Шоколад" и "Вкус медной проволоки". О них я и расскажу.

Война закончилась, мальчишки играют в футбол - жизнь продолжается! Правда играть им приходится мячом из гусеничной резины танка, он "тяжелый и твердый как камень", но настоящим мальчишкам это не помеха)). И вот появляются три американца в офицерских фуражках. Ребята нисколько не удивлены, их еще в школе предупредили о прибытии в Крым "высочайших гостей". А у мальчишек как раз "игра пошла" - игра с мячом из танковой резины и бутсами из брезента и автомобильных покрышек. Гости похлопали ребятам, а потом поманили их к себе. Шоколад, только один из мальчишек помнил, что это такое, зато он доходчиво объяснил остальным, "поцеловав кончики пальцев и закатив глаза".

Пока юные футболисты как загипнотизированные смотрели на плитку, один из гостей достал кинокамеру, а другой... кинул шоколад на землю. Как поступили севастопольские мальчишки? Ну конечно они продолжили играть в футбол, только теперь уже шоколадной плиткой! О накале эмоций можно судить и по тому, что одного из ребят стошнило, "вывернуло наружу". И после этого "дорогие гости удалились". Но это еще не все: "тот, что был поменьше, вдруг врезал верзиле с кинокамерой". Верзила с трудом поднялся и убежал не оглядываясь.Вкус медной проволоки - мурашки по коже, особенно когда знаешь, о чем идет речь. Голодные севастопольские мальчишки решили удрать к бабушке "на Украину, всесоюзную житницу". Но задолго до выезда из Крыма их задержали и отвели в дот, где располагалось КПП. Матрос по фамилии Федоров с какими-то странными "уродивыми" губами допросил мальчишек, накормил и спать уложил. Завтра их отправят домой. Ночью матросы ели, пили и курили махорку. "Другие воюют, а они здесь чаи гоняют" - злился проснувшийся мальчишка. И тут он услышал такое, что заставило его пойти против друзей, все еще стремящихся на вольные хлеба.

"Я знаю, почему у него такие губы!". Севастополь горел. Пленных матросов автоматчики вели на Прморский бульвар. Там стояли немцы с кинокамерами (кажется, телевидение всегда было подлым...). Они хотели снять русских матросов, "пошатывающихся, слабых, жалких". И тогда моряки запели "Варяг"! Гитлеровцы взбесились. По приказу офицера-эсэсовца солдаты стали отматывать с катушки медную проволоку и зашивать морякам губы.

"Веришь, мы снова запели!. Ну пусть не запели, а только замычали мелодию... И мы пели ее, чтобы они знали, что Севастополь - наш город! Наш! Понимаете - на-аш!"

Вечная память нашим героям. Мира нам всем.