Яку людську ваду втілено в образі жаби в байкі Л. Глібова

Дмитрий кедрин -- родина весь край этот, милый навеки, в стволах белокорых берез, и эти студеные реки, у плеса которых ты рос, и темная роща, где свищут всю ночь напролет соловьи, и липы на старом кладбище, где предки уснули твои, и синий ласкающий воздух, и крепкий загар на щеках, и деды в андреевских звездах, в высоких седых париках, и рожь на нолях непочатых, и эта хлеб-соль средь стола, и псковских соборов стрельчатых причудливые купола, и фрески андрея рублева на темной церковной стене, и звонкое слово, и в чарочке пенник на дне, и своды лабазов просторных, где в сене — раздолье мышам, и эта — на ларчиках черных — кудрявая вязь палешан, и дети, что мчатся, глазея, по следу солдатских колонн, и в старом полтавском музее полотнища шведских знамен, и сапки, чтоб вихрем летели! и волка опасливый шаг, и серьги вчерашней метели у зябких осинок в ушах, и ливни — такие косые, что в поле не видно ни зги,— запомни: всё это — россия, которую топчут враги. родина (о, неподатливый марина цветаева о, неподатливый язык! чего бы попросту — мужик, пойми, певал и до меня: «россия, родина моя! » но и с калужского холма мне открывалася она — даль, тридевятая земля! чужбина, родина моя! даль, прирожденная, как боль, настолько родина и столь — рок, что повсюду, через всю даль — всю ее с собой несу! даль, отдалившая мне близь, даль, говорящая: «вернись домой! » со всех — до горних звезд — меня снимающая мест! недаром, голубей воды, я далью обдавала лбы. ты! сей руки своей лишусь,— хоть двух! губами подпишусь на плахе: распрь моих земля — гордыня, родина моя!