Напишите анализ любой сказки Бориса Шергина

Объяснение:

“Веселье сердечное” - так назвал свои воспоминания о Борисе Викторовиче Шергине Юрий Коваль.

У Шергина необыкновенная живописность заключена в слове, в образах.

Ю. Коваль старался вывести его имя из забвения. Будучи членом редколлегии журнала “Мурзилка”, он печатал на его страницах шергинские сказки. Не без его активного участия вышли мультфильмы по сказкам “Волшебное кольцо”, блистательно озвученное актером Евгением Леоновым, “Мистер Пронькин быль”, мультальманах “Смех и горе у Белого моря”: сценарий по произведениям С. Писахова и Б. Шергина писал сам Ю. Коваль.

Ему врезалось в память шергинское “слово - ветер, а письмо-то век...”

Он редко говорил "обкатываю" про свои рассказы. Он их "укатывал" на слушателе, или "улаживал".

- Мне кажется, в море литературы, - говорил он, - как и в море вообще, текут реки. Много чистых родников и много мутных потоков. В Архангельске, где я родился, провел молодость, юность, живо было устное народное творчество. Кругом там пели еще былины и рассказывали сказы, предания. В молодости я при случае где-нибудь в знакомой семье пел былины, передавал так, как сам слышал. Но вообще молодые не пели былины, это считалось делом стариков. Мы рассказывали сказки. Говорят, что в детстве усвоил, то остается на всю жизнь. А я усвоил в детстве подлинное былинное звучание, сказы северные, подлинные. Вот так в самом начале я передавал услышанное от старшего поколения устное слово...

«…Тут я рассказал, что встретил в Москве человека, который составлял для издательства сборник автобиографий советских писателей. Готовился уже третий том таких автобиографий. Не худо бы, толковал я, и Шергину попасть в этот том.

- Третий том? - иронично размышлял Борис Викторович.- Я уж, наверно, в четвертый или в пятый. Нет, не стану писать. Кому это нужно?

Я твердо сказал, что нужно многим, и мне в частности. Писать для него в то время было делом не совсем Сам писать не мог, диктовал сестре.

- Раньше-то бывало не так.

- А как бывало?

- Бывало, пол мету, веник в сторону - и пишу! Ладно, не для третьего тома, для вас напишу. Вдруг и сгодится. Мы распрощались, а недели через две я снова поехал в Хотьково. Никак уж я не ждал, но Борис Викторович передал мне пять рукописных страничек, записанных рукою Ларисы Викторовны. К моему изумлению и счастью, на каждой странице в левом верхнем углу было написано: "Для Юры Коваля", посредине, тоже на каждой странице, заголовок «Б. Шергин» и на каждой же странице в правом углу дата: "3.1.70 г.". Рукопись эта хранится сейчас у меня. Она действительно не попала пока ни в третий том, ни в пятый. Вот ее текст:

"Богатство северорусской речи известно. Не только беседная речь, но и домашний обыденный разговор обилует оригинальностью речевых оборотов. Бесконечно богат и речевой словарь, при этом чисто русский. Но уважали книги с содержанием героическим. Юмористических книг и журналов не читали. Однажды я дал старику, моему дяде, комплект юмористического журнала "Будильник". Он вернул мне журнал со словами: "Что же отсюда можно вынести?" В Архангельске почти в каждом доме была и русская классическая литература. Но романы русские и западноевропейские пересказывались богатейшей северорусской речью.

ответ:“Веселье сердечное” - так назвал свои воспоминания о Борисе Викторовиче Шергине Юрий Коваль.

У Шергина необыкновенная живописность заключена в слове, в образах.

Ю. Коваль старался вывести его имя из забвения. Будучи членом редколлегии журнала “Мурзилка”, он печатал на его страницах шергинские сказки. Не без его активного участия вышли мультфильмы по сказкам “Волшебное кольцо”, блистательно озвученное актером Евгением Леоновым, “Мистер Пронькин быль”, мультальманах “Смех и горе у Белого моря”: сценарий по произведениям С. Писахова и Б. Шергина писал сам Ю. Коваль.

Ему врезалось в память шергинское “слово - ветер, а письмо-то век...”

Он редко говорил "обкатываю" про свои рассказы. Он их "укатывал" на слушателе, или "улаживал".

- Мне кажется, в море литературы, - говорил он, - как и в море вообще, текут реки. Много чистых родников и много мутных потоков. В Архангельске, где я родился, провел молодость, юность, живо было устное народное творчество. Кругом там пели еще былины и рассказывали сказы, предания. В молодости я при случае где-нибудь в знакомой семье пел былины, передавал так, как сам слышал. Но вообще молодые не пели былины, это считалось делом стариков. Мы рассказывали сказки. Говорят, что в детстве усвоил, то остается на всю жизнь. А я усвоил в детстве подлинное былинное звучание, сказы северные, подлинные. Вот так в самом начале я передавал услышанное от старшего поколения устное слово...

«…Тут я рассказал, что встретил в Москве человека, который составлял для издательства сборник автобиографий советских писателей. Готовился уже третий том таких автобиографий. Не худо бы, толковал я, и Шергину попасть в этот том.

- Третий том? - иронично размышлял Борис Викторович.- Я уж, наверно, в четвертый или в пятый. Нет, не стану писать. Кому это нужно?

Я твердо сказал, что нужно многим, и мне в частности. Писать для него в то время было делом не совсем Сам писать не мог, диктовал сестре.

- Раньше-то бывало не так.

- А как бывало?

- Бывало, пол мету, веник в сторону - и пишу! Ладно, не для третьего тома, для вас напишу. Вдруг и сгодится. Мы распрощались, а недели через две я снова поехал в Хотьково. Никак уж я не ждал, но Борис Викторович передал мне пять рукописных страничек, записанных рукою Ларисы Викторовны. К моему изумлению и счастью, на каждой странице в левом верхнем углу было написано: "Для Юры Коваля", посредине, тоже на каждой странице, заголовок «Б. Шергин» и на каждой же странице в правом углу дата: "3.1.70 г.". Рукопись эта хранится сейчас у меня. Она действительно не попала пока ни в третий том, ни в пятый. Вот ее текст:

"Богатство северорусской речи известно. Не только беседная речь, но и домашний обыденный разговор обилует оригинальностью речевых оборотов. Бесконечно богат и речевой словарь, при этом чисто русский. Но уважали книги с содержанием героическим. Юмористических книг и журналов не читали. Однажды я дал старику, моему дяде, комплект юмористического журнала "Будильник". Он вернул мне журнал со словами: "Что же отсюда можно вынести?" В Архангельске почти в каждом доме была и русская классическая литература. Но романы русские и западноевропейские пересказывались богатейшей северорусской речью.

У одного ученика в дневнике поселилась двойка. Обычная такая двойка по истории, довольно жирная. Только говорящая.

– Ну что, – говорит двойка, – будешь меня изводить: ластиком стирать, скоблить острыми предметами?

– Зачем? – отвечает мальчик. – Живи себе спокойно, я тебя не трону.

Но двойке никак не жилось спокойно. Она всё время ныла развлечь её как-нибудь, сводить в музей, показать интересную передачу.

– Я же не двойка, а историческая! – важничала она.

Делать нечего. Ученику пришлось пропустить футбольный матч во дворе, драку в подъезде, сериал по телевизору и экспедицию с друзьями на Северный полюс. Повёл он её в музей, а она совершенно вести себя не умела: из дневника выглядывала, всюду совала свой длинный нос и спрашивала:

– Кто высушил мумию? А где у рыцарских доспехов застёжка?

Ученик замучился за экскурсоводами бегать, всё у них выспрашивать. Пришёл он домой уставший и лёг спать.

Но у двойки была противная привычка: любила, чтобы ей почитали на ночь какую-нибудь историю.

– Иначе, – говорит, – сама не засну и тебе уснуть не дам.

Каждый вечер, вместо того чтобы в компьютерные игры играть, ученику приходилось читать двойке вслух. Наконец она разрешила ему поиграть в компьютерную игру, но с одним условием – чтобы та была на историческую тему.

Ученик так увлёкся, что уже без исторических рассказов жить не мог. Заодно и в учебник по истории заглянул – всё ли там правильно написано.

«Наверняка учитель всего этого не знает, – подумал ученик однажды. – Надо ему рассказать. Заодно и проверить, правильно ли он нас учит. Может, он сам историю не учил».

На уроках ученик стал рассказывать не только то, что было в учебнике, а ещё и добавлять разные интересные факты из других книг. И всё норовил учителя подловить на том, чего тот не знает. Ради такого дела пришлось ещё в библиотеку сходить.

Учитель, видимо, испугался, что ученик стал такой дотошный, взял да и поставил в дневник гигантскую пятёрку. Пятёрка поглядела на двойку с таким победным видом, что двойка побледнела и даже немного похудела.

Однажды папа ученика заглянул в дневник и встал по стойке «смирно». Не привык он к такой страшной картине: в дневнике, как солдаты на параде, стояли пятёрки в красных мундирах и дерзко смотрели на папу. Ученик поглядел в свой дневник и тоже сначала испугался. Потом присмотрелся – ничего, красиво даже. Стал он свою двоечку искать и не нашёл.

«Наверное, пятёрки её извели», – догадался он.

Вот такая история с двойкой. Жалко было её, но что поделаешь – сама виновата. Сидела б себе спокойно, не совала нос в чужие истории, до сих пор была бы жива и здорова.

Не знаю,может это и не то вовсе,ну надеюсь я хоть чем то Объяснение: