Чем отчается раневская от гаева? ​

Раневская, при том, что брат (Леонид Андреевич Гаев) называет ее «порочной женщиной», как ни странно, вызывает уважение и любовь у всех персонажей пьесы. Даже лакею Яше, на правах свидетеля ее парижских тайн вполне на фамильярное обращение, не приходит в голову быть с ней развязным. Культура и интеллигентность придали Раневской очарование гармонии, трезвость ума, тонкость чувств. Она умна сказать горькую правду о себе самой и о других, например, о Пете Трофимове, которому она говорит: «Надо быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто любит. И надо самому любить... “Я выше любви!” Вы не выше любви, а как вот говорит наш Фирс, вы недотепа».

Но Раневская лишена воли, она не ничего изменить и исправить. Она упрекает себя за то, что бессмысленно тратит деньги в то время, как Варя «из экономии кормит всех молочным супом, на кухне старикам дают один горох», и тут же отдает золотой. Она вначале рвет телеграммы из Франции, не читая их, а затем опять собирается в Париж. Она привязана к Ане и Варе, но оставляет их, забрав с собой последние деньги, которые, она знает, скоро кончатся. Ее, казалось бы, оправдывает любовь (любовь самоотверженная, преданная), но это любовь к человеку подлому, бесчестному. Раневская действительно «ниже любви», как она сама говорит о себе. Странным образом она порождает цепную реакцию развращенности и паразитизма в других: в лакее Яше, парижском любовнике...

Двойником Раневской, но личностью менее значительной, является в пьесе Гаев, не случайно в списке действующих лиц он представлен по принадлежности к сестре: «брат Раневской». И он иногда говорить умные вещи, быть иногда искренним, самокритичным. Но недостатки сестры — легкомыслие, непрактичность, безволие — становятся у Гаева карикатурными. Любовь Андреевна только целует в порыве умиления шкаф, Гаев же произносит перед ним речь в «высоком стиле». В собственных глазах он аристократ самого высокого круга, Лопахина словно и не замечает и старается поставить «этого хама» на место. Но его презрение — презрение аристократа, проевшего свое состояние «на леденцах» — смешно.

Гаев инфантилен, нелеп, например, в следующей сцене:

«Фирс. Леонид Андреевич, бога вы не боитесь! Когда же спать?

Гаев (отмахиваясь от Фирса). Я уж, так и быть, сам разденусь».

Гаев — еще один вариант духовной деградации, пустота и пошлость.