Перечитайте и прокомментируйте абзац, который начинается словами: «И теперь еще, не в родной стране…» Роман Лето господне.

мальчик у христа на елке     но я романист, и, кажется, одну "" сам сочинил. почему я пишу: "кажется", ведь я сам знаю наверно, что сочинил, но мне все мерещится, что это где-то и когда-то случилось, именно это случилось как раз накануне рождества, в каком-то огромном городе и в ужасный мороз.     мерещится мне, был в подвале мальчик, но еще маленький, лет шести или даже менее. этот мальчик проснулся утром в сыром и холодном подвале. одет он был в какой-то халатик и дрожал. дыхание его вылетало белым паром, и он, сидя в углу на сундуке, от скуки нарочно пускал этот пар изо рта и забавлялся, смотря, как он вылетает. но ему хотелось кушать. он несколько раз с утра подходил к нарам, где на тонкой, как блин, подстилке и на каком-то узле под головой вместо подушки лежала больная мать его. как она здесь очутилась? должно быть, приехала с своим мальчиком из чужого города и вдруг захворала. хозяйку углов захватили еще два дня тому в полицию; жильцы разбрелись, дело праздничное, а оставшийся один халатник уже целые сутки лежал мертво пьяный, не дождавшись и праздника. в другом углу комнаты стонала от ревматизма какая-то восьмидесятилетняя старушонка, жившая когда-то и где-то в няньках, а теперь помиравшая одиноко, охая, брюзжа и ворча на мальчика, так что он уже стал бояться подходить к ее углу близко. напиться-то он где-то достал в сенях, но корочки нигде не нашел и раз в десятый уже подходил разбудить свою маму. жутко стало ему, наконец, в темноте: давно уже начался вечер, а огня не зажигали. ощупав лицо мамы, он подивился, что она совсем не двигается и стала такая же холодная, как стена. " уж здесь холодно", -- подумал он, постоял немного, бессознательно забыв свою руку на плече покойницы, потом дохнул на свои пальчики, чтоб отогреть их, и вдруг, нашарив на нарах свой картузишко, потихоньку, ощупью, пошел из подвала. он еще бы и раньше пошел, да все боялся вверху, на лестнице, большой собаки, которая выла весь день у соседских дверей. но собаки уже не было, и он вдруг вышел на улицу.     господи, какой город! никогда еще он не видал ничего такого. там, откудова он приехал, по ночам такой черный мрак, один фонарь на всю улицу. деревянные низенькие домишки запираются ставнями; на улице, чуть смеркнется -- никого, все затворяются по домам, и только завывают целые стаи собак, сотни и тысячи их, воют и лают всю ночь. но там было зато так тепло и ему давали кушать, а здесь -- господи, кабы покушать! и какой здесь стук и гром, какой свет и люди, лошади и кареты, и мороз, мороз! мерзлый пар валит от загнанных лошадей, из жарко дышащих морд их; сквозь рыхлый снег звенят об камни подковы, и все так толкаются, и, господи, так хочется поесть, хоть бы кусочек какой-нибудь, и так больно стало вдруг пальчикам. мимо прошел блюститель порядка и отвернулся, чтоб не заметить мальчика.         и зачем же я сочинил такую , так не идущую в обыкновенный разумный дневник, да еще писателя? а еще обещал рассказы преимущественно о событиях действительных! но вот в том-то и дело, мне все кажется и мерещится, что все это могло случиться действительно, -- то есть то, что происходило в подвале и за дровами, а там об елке у христа -- уж и не знаю, как вам сказать, могло ли оно случиться, или нет? на то я и романист, чтоб выдумывать.