Написати цитатну характеристику Колодуба​

в стручке сидело пять горошин; сами они были зеленые, стручок тоже зеленый, ну, они и думали, что и весь мир зеленый; так и должно было быть! стручок рос, росли и горошины; они приноравливались к помещению и сидели все в ряд. солнышко освещало и пригревало стручок, дождик поливал его, и он делался все чище, прозрачнее; горошинам было хорошо и уютно, светло днем и темно ночью, как и следует. они все росли да росли и все больше и больше думали, сидя в стручке, — что-нибудь да надо же было делать!

прошло несколько недель; горошины пожелтели, стручок тоже пожелтел.

— весь мир желтеет! — сказали они, и кто ж бы им помешал говорить так?

вдруг они почувствовали сильный толчок: стручок был сорван человеческой рукой и сунут в карман, к другим стручкам.

— ну, вот теперь скоро нас выпустят на волю! — сказали горошины и стали ждать.

— а хотелось бы мне знать, кто из нас пойдет дальше всех! — сказала самая маленькая. — впрочем, скоро увидим!

— будь что будет! — сказала самая большая.

— крак! — стручок лопнул, и все пять горошин выкатились на яркое солнце. они лежали на детской ладони; маленький мальчик разглядывал их и говорил, что они как раз пригодятся ему для стрельбы из бузинной трубочки. и вот одна горошина уже очутилась в трубочке, мальчик дунул, и она вылетела.

— лечу, лечу, куда хочу! лови, кто может! — закричала она, и след ее простыл.

— а я полечу прямо на солнце; вот настоящий-то стручок! как раз по мне! — сказала другая. простыл и ее след.

— а мы куда придем, там и заснем! — сказали две следующие. — но мы таки до чего-нибудь докатимся! — они и правда прокатились по полу, прежде чем попасть в бузинную трубочку, но все-таки попали в нее. — мы дальше всех пойдем!

— будь что будет! — сказала последняя, взлетела кверху, попала на старую деревянную крышу и закатилась в щель как раз под окошком чердачной каморки.

в щели был мох и рыхлая земля, мох укрыл горошину; так она и осталась там, скрытая, но не забытая господом богом.

— будь что будет! — говорила она.

а в каморке жила бедная женщина. она ходила на поденную работу: чистила печи, пилила дрова, словом исполняла всякую тяжелую работу; сил у нее было довольно, охоты работать тоже не занимать стать, но из нужды она все-таки не выбивалась! дома оставалась у нее ее единственная дочка, подросток. она была такая худенькая, тщедушная; целый год уж лежала в постели: не жила и не умирала.

— она уйдет к сестренке, — говорила мать. — у меня ведь их две было. тяжеленько было мне кормить двоих; ну, вот господь бог и поделил со мною заботу, взял одну к себе! другую-то мне хотелось бы сохранить, да он, видно, не хочет разлучать сестер!

но больная девочка все не умирала; терпеливо, смирно лежала она день-деньской в постели, пока мать была на работе.

дело было весною, рано утром, перед самым уходом матери на работу. солнышко светило через маленькое окошечко прямо на пол, и больная девочка посмотрела в оконце.

— что это там зеленеет за окном? так и колышется от ветра!

мать подошла к окну и приотворила его.

— ишь ты! — сказала она. — да это горошинка пустила ростки! и как она пошла сюда в щель? ну, вот у тебя теперь будет свой садик!

придвинув кроватку поближе к окну, чтобы девочка могла полюбоваться зеленым ростком, мать ушла на работу.

— мама, я думаю, что поправлюсь! — сказала девочка вечером. — солнышко сегодня так пригрело меня. горошинка, видишь, как славно растет на солнышке? я тоже поправлюсь, начну вставать и выйду на солнышко.

— дай-то бог! — сказала мать, но не верила, что это сбудется.

однако она подперла зеленый росток, подбодривший девочку, небольшою палочкой, чтобы он не сломался от ветра; потом взяла тоненькую веревочку и один конец ее прикрепила к крыше, а другой привязала к верхнему краю оконной рамы. за эту веревочку побеги горошины могли цепляться, когда станут подрастать. так и вышло: побеги заметно росли и ползли вверх по веревочке.

ей припомнилось, что девочка в последнее время говорила как будто живее, по утрам сама приподнималась на постели и долго сидела, любуясь своим садиком, где росла одна-единственная горошина, а как блестели при этом ее глазки! через неделю больная в первый раз встала с постели на целый час. как счастлива она была посидеть на солнышке! окошко было отворено, а за окном покачивался распустившийся бело-розовый цветок. девочка высунулась в окошко и нежно поцеловала тонкие лепестки. день этот был для нее настоящим праздником.

ну, а другие-то горошины? та, что летела, куда хотела, — лови, дескать, кто может, — попала в водосточный желоб, а оттуда в голубиный зоб и лежала там, как иона во чреве кита. две ленивицы ушли не дальше — их тоже проглотили голуби, значит и они принесли немалую пользу. а четвертая, что собиралась залететь на солнце, упала в канаву и пролежала несколько недель в затхлой воде, пока не разбухла.

— как я славно раздобрела! — говорила горошина. — право, я скоро лопну, а уж большего, я думаю, не сумела достичь ни одна горошина. я самая замечательная из всех пяти!