Онализ Стихотворения "Заповедь"
1.название, автор
2.тема
4.средства выразительности
5.основная мысль
6.впечатление

Вбледном и знойном небе медленно кружил гриф.
без всяких усилий парил он на огромной высоте, не шевеля широко распластанными крыльями.
усольцев с завистью следил, как гриф то легко взмывал кверху, почти исчезая в слепящей жаркой синеве, то опускался вниз сразу на сотни метров.
усольцев вспомнил про необычайную зоркость грифов. и сейчас, как видно, гриф высматривает, нет ли где падали. усольцев невольно внутренне содрогнулся: пережитая им смертная тоска еще не исчезла. разум успокоился, но каждая мышца, каждый нерв слепо помнили пережитую опасность, содрогаясь от страха. да, этот гриф мог бы уже сидеть на его трупе, разрывая загнутым клювом обезображенное, разбитое
засыпанная обломками разрушающихся обнаженных скал долина была раскалена как печь. ни воды, ни деревца, ни травы – только камень, мелкий и острый внизу, обрывисто громоздящийся угрюмой массой вверху. разбитые трещинами утесы, нещадно палимые
усольцев поднялся с камня, на котором сидел, и, чувствуя противную слабость в коленях, пошел по скрежетавшему под ногами щебню. невдалеке, в тени выступающей скалы, стоял конь. рыжий кашгарский иноходец насторожил уши, хозяина тихим и коротким ржанием. усольцев освободил повод, ласково потрепал лошадь по шее и вскочил в седло.
долина быстро раскрылась перед ним: иноходец вышел на простор. ровный уступ предгорий в несколько километров ширины круто спускался в бесконечную степь, затянутую дымкой пыли и клубящимися струями нагретого воздуха. там, далеко, за желто-серой полосой горизонта, лежала долина реки или. большая быстрая река несла из китая свою кофейную воду в зарослях колючей джидды и цветущих ирисов. здесь, в этом степном царстве покоя, не было воды. ветер, сухой и горячий, шелестел тонкими стеблями чия[1].
усольцев остановил иноходца и, приподнявшись на стременах, оглянулся назад. вплотную к ровной террасе прилегала крутая коричневато-серая стена, изрезанная короткими долинами, разделявшими ее гребень на ряд неровных острых зубцов. посредине, как главная башня крепостной стены, выдавалась отдельная отвесная гора. ее изрытая выпуклая грудь была подставлена знойным ветрам широкой степи, а на самой вершине торчал совершенно белый зубец, слегка изогнутый и зазубренный. он резко выделялся на фоне темных пород. гора была значительно выше всех других, и ее острая белая вершина походила на высоко взметнувшийся в небо гигантский рог.
усольцев долго смотрел на неприступную гору, мучимый стыдом. он, геолог, исследователь, отступил, дрожа от страха, в тот самый момент, когда, казалось, был близок к успеху. и это он, о ком говорили как о неутомимом и стойком исследователе тянь-шаня! как хорошо, что он поехал один, без ! никто не был свидетелем его страха. усольцев невольно огляделся кругом, но палящий простор был безлюден – только широкие волны ветра шли по заросшей чием степи и лиловатое марево неподвижно висело над уходившей на восток горной грядой.
иноходец нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
– что же, рыжик, пора нам домой, – тихо сказал геолог коню.
и тот, словно поняв, выгнул шею и двинулся вдоль уступа. маленькие крутые копыта отбивали частую дробь по твердой почве. быстрая езда успокаивала душевное смятение геолога.
с крутого спуска усольцев увидел стоянку своей партии. на берегу небольшого ручья, под сомнительной защитой филигранных серебристых ветвей джиддовой заросли, были раскинуты две палатки и поднимался едва заметный столбик дыма. подальше, уже на границе степи, стоял толстый карагач, словно обремененный тяжестью своей густой листвы. под ним виднелась еще одна высокая палатка. усольцев посмотрел на нее и отвернулся с привычным ощущением грусти.
– не вернулись еще, арслан?
старообразный рабочий-уйгур, мешавший плов в большом казане, подбежал к лошади.
– я сам расседлаю, а то пригорит у тебя есть не хочу,
узкие темные глаза уйгура внимательно взглянули на усольцева.
– наверно, опять ак-мюнгуз[2] ездил?
– – усольцев чуть-чуть покраснел. – в ту сторону, но мимо.
– старики говорят – ак-мюнгуз даже орел не садится: он острый, как шемшир[3], – продолжал уйгур.
усольцев, не отвечая, разделся и направился к ручейку. холодная прозрачная вода дробилась на острых камнях и издалека казалась лентой измятого белого бархата. звонкое переливчатое журчание было