Биография Яна Залуского из очерка "Парадокс"

Ян Криштоф Залуский — главный герой. Калека, у которого от рождения нет рук; у него большая голова, бледное лицо «с подвижными острыми чертами и большими, проницательными бегающими глазами» . «Туловище было совсем маленькое, плечи узкие, груди и живота не было видно из-под широкой, с сильной проседью бороды» . Ноги «длинные и тонкие» , с их помощью «феномен» , как его называет сопровождающий, «долгоусый» субъект, снимает с головы картуз, расчесывает гребенкой бороду, крестится и, наконец, пишет на белом листке «ровную красивую строчку» : «Человек создан для счастья, как птица для полета» . Эта фраза действительно стала, как её и называет Залуский, афоризмом, причем особенно расхожим в советское время. Но это, подчеркивал Залуский, не только афоризм, но и «парадокс» . «Человек создан для счастья, только счастье не всегда создано для него» , — говорит он позднее. Короленко, не раз показывавший болезни и человеческие увечья (вплоть до повести «Без языка» , где положение человека в чужой стране придает понятию немоты философское звучание) , подчеркивает парадокс Залуского не только для более острого изображения взаимоотношений между людьми (растерянное высокомерие доктора Дударова и достоинство Залуского) и не из педагогических целей, но ради утверждения центральной идеи всего своего творчества: «Жизнь… кажется мне проявлением общего великого закона, главные основные черты которого — добро и счастье. Общий закон жизни есть стремление к счастию и все более широкое его осуществление» . Именно врожденное несчастье Залуского помогло ему выразить эту свою заветную мысль с особой убедительностью.

Тема  родины – основная в творчестве каждого поэта. однако в стихах поэтов эта тема приобретала особый характер: любовь к родине была «странной». впервые такое определение использовал михаил юрьевич лермонтов в своем стихотворении «родина»: люблю отчизну я, но странною любовью… он объяснял эту странность тем, что такая любовь у человека развивается, скорее, вопреки чему-то, нежели из-за чего-то. в творчестве поэта хх века александра блока эта традиция в полной мере воплотилась в его стихотворении «россия» из цикла «родина». правда, самое начало произведения вызывает ассоциацию с поэмой николая васильевича гоголя «мертвые души», точнее, со знаменитым лирическим отступлением про «русь-тройку», которая мчится куда-то вдаль и не дает ответа куда. очевидно, поэтому блоковская «россия» начинается со слова «опять»: опять, как в годы золотые, три стертых треплются шлеи,и вязнут спицы росписныев расхлябанные колеи… именно образ мчащейся гоголевской тройки возникает перед мысленным взором читателя. и вслед за этим он слышит пронзительное признание в любви к «нищей россии» с ее «серыми избами». конечно, в невольно возникает вопрос: за что же любить нищую страну, которая ничего взамен не может дать? в первой публикации блок давал ответ на этот вопрос, ведь в стихотворении содержалось больше строф, и в них говорилось об ископаемых богатствах россии: россия, нищая россия, обетованный край твой щедр! конечно, намного легче любить страну за ее богатство. но любовь героя рождена совсем не этим. он принимает ее и в нищете, и в унижении. для лирического героя это «как слезы первые любви», а значит, раздумывать, за что любить россию, он и не пытается. кстати, у блока в соответствии с орфографией того времени - «как слезы первыя любви», что означает «как слезы первой любви». так поэт подчеркнул, что любовь к родине является первой и самой главной для каждого человека. следующая строка «и крест свой бережно несу» обращает читателя к еще одной традиции – ассоциации с подвигом иисуса христа. нести на себе свой крест означало, что человек не волен выбирать себе судьбу, а должен проживать ту, что определена свыше. кому суждено родиться в россии, значит, и жизнь его должна быть связана с этой страной. традиционно образ родины ассоциируется с образом матери, поэтому и принято говорить «родина-мать». однако символисты, следуя идее философа владимира соловьева о вечной женственности, создали совершенно новый образ – родины-жены. жена, как известно, не рукавица: с руки не сбросишь. поэтому у блока россия – вечная жена, и признание в любви, горькой и неизбежной, звучит совершенно искренно. герой нисколько не рисуется: он действительно любит свою родину-жену такой, какая она есть. в то же время предчувствие трагической судьбы своей страны прозвучало в таких пророческих строках: какому хочешь чародею отдай разбойную красу! в них можно наблюдать чисто блоковское чудо преображения образа женщины в образ родины, и наоборот. его россия – красавица, но уже не спящая, как в стихотворении «русь». ее красота – «разбойная», непокорная. поэтому даже во власти «чародея» она не пропадет, «не сгинет». только «забота затуманит» ее «прекрасные черты». эти прекрасные черты проступают особенно ясно в последних строчках, когда вновь возникает образ женщины с ее строгим старообрядческим ликом: «да плат узорный до бровей». такое сдержанное описание красоты – тоже своеобразная традиция, ведь вплоть до начала xxi века не принято было подчеркивать красоту, и уж тем более никогда не шла речь о сексуальности, без которой сейчас не обходится ни одно представление красавицы. в конце вновь звучит мотив пути, дороги, устремленной в будущее. вера в светлое будущее традиционна для человека, поэтому «и невозможное возможно». однако звенящая «тоской острожной глухая песня ямщика» возвращает к «разбойной красе» россии и напоминает о начале «высоких и мятежных дней», приближение которых пророчески было предсказано в цикле «на поле куликовом» поэтом, осознающим ответственность за судьбу родины.