Мне надо найти по музыке сказка,предание или рассказ о волшебной силе

Усталый, с накипавшим в душе глухим раздражением, я присел на скамейку. вдруг где-то недалеко за мною раздались звуки настраиваемой скрипки. я с удивлением оглянулся: за кустами акаций белел зад небольшого флигеля, и звуки неслись из его раскрытых настежь, неосвещенных окон. значит, молодой ярцев музыкант стал играть. я поднялся, чтобы уйти; грубым оскорблением окружающему казались мне эти искусственные человеческие звуки.я медленно подвигался вперед, осторожно ступая по траве, чтоб не хрустнул сучок, а ярцев это была музыка, и сразу чувствовалась импровизация. но что это была за импровизация! прошло пять минут, десять, а я стоял, не шевелясь, и жадно слушал.звуки лились робко, неуверенно. они словно искали чего-то, словно силились выразить что-то, что выразить были не в силах. не самою мелодией они приковывали к себе внимание — ее, в строгом смысле, даже и не было, — а именно этим исканием, томлением по чему-то другому, что невольно ждалось впереди. — сейчас уж будет настоящее — думалось мне. а звуки лились все так же неуверенно и сдержанно. изредка мелькнет в них что-то — не мелодия, лишь обрывок, намек на мелодию, — но до того чудную, что сердце замирало. вот-вот, казалось, схвачена будет тема, — и робкие ищущие звуки разольются божественно спокойною, торжественною, неземною песнью. но проходила минута, и струны начинали звенеть сдерживаемыми рыданиями: намек остался непонятным, великая мысль, мелькнувшая на мгновенье, исчезла безвозвратно.что это? неужели нашелся кто-то, кто переживал теперь то же самое, что я? сомнения быть не могло: перед ним эта ночь стояла такою же мучительною и неразрешимою загадкой, как передо мною.вдруг раздался резкий, нетерпеливый аккорд, за ним другой, третий, — и бешеные звуки, перебивая друг друга, бурно полились из-под смычка. как будто кто-то скованный яростно рванулся, стараясь разорвать цепи. это было что-то совсем новое и неожиданное. однако чувствовалось, что нечто подобное и было нужно, что при прежнем нельзя было оставаться, потому что оно слишком измучило своей бесплодностью и теперь не слышно было тихих слез, не слышно было отчаяния; силою и дерзким вызовом звучала каждая нота. и что-то продолжало отчаянно бороться, и невозможное начинало казаться возможным; казалось, еще одно усилие — и крепкие цепи разлетятся вдребезги и начнется какая-то великая, неравная борьба. такою повеяло молодостью, такою верою в себя и отвагою, что за исход борьбы не было страшно. «пускай нет надежды, мы и самую надежду отвоюем! » — казалось, говорили эти могучие звуки.я задерживал дыхание и в восторге слушал. ночь молчала и тоже прислушивалась, — чутко, удивленно прислушивалась к этому вихрю чуждых ей, страстных, негодующих звуков. побледневшие звезды мигали реже и неувереннее; густой туман над прудом стоял неподвижно; березы замерли, поникнув плакучими ветвями, и все вокруг замерло и притихло. над всем властно царили несшиеся из флигеля звуки маленького, слабого инструмента, и эти звуки, казалось, гремели над землею, как раскаты грома.с новым и странным чувством я огляделся вокруг. та же ночь стояла передо мною в своей прежней загадочной красоте. но я смотрел на нее другими глазами: все окружающее было для меня теперь лишь прекрасным беззвучным аккомпанементом к тем боровшимся, страдавшим звукам.теперь все было осмысленно, все было полно глубокой, дух захватывающей, но родной, понятной сердцу красоты. и эта человеческая красота затмила, заслонила собою, не уничтожая ту красоту, по-прежнему далекую, по-прежнему непонятную и недоступную. в первый раз я воротился в такую ночь домой счастливым и удовлетворенным.

При делении десятичной дроби на десятичную дробь, надо делитель перевести в целое число: 7,36*100=736 также теперь делимое надо умножить на 100(на какое число умножается делитель, на такое же умножается делимое): 18,4*100=1840 теперь надо просто 1840: 736 1840 _| 736 -1472 _| | 2,5 _3680 - 3680 ответ: 2,5