Роль простих людей у формуванні характеру робіна гуда

Оссии. закваской этого величия, столько же политического, сколько и мистического, служит запорожское товарищество, религиозно-бытовое братство, выразителем и чуть ли не поэтом которого выступает в повести т. б.перед кровавой битвой у стен осажденного дубна т. б. произносит пламенную проповедь во славу товарищества, обращенную к той «половине» козачества, что пожелала остаться с ним в «проклятой польше»: «нет уз святее товарищества! отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. но породниться родством по душе, а не по крови может один только человек. < > пусть же знают они все, что такое в земле товарищество! »«личный» подтекст этой речи ясен: т. б. только что пережил потрясение от вести об измене андрия; он отсекает от своего сердца «звериную» любовь отца к дитяти, чтобы ярче пламенеть любовью к товариществу, что выше семьи, выше родства по крови, вообще выше всего земного. переживание товарищеского, братского единства может быть обострено, усилено отцовским чувством (сцена казни остапа), но заменить, вытеснить его — не в состоянии.однако «личным» подтекстом смысл этой речи не исчерпывается; религиозная лексика, риторические обороты, восходящие к церковной традиции, здесь не случайны. ведь, сходясь в великую общность товарищества, запорожцы как бы образуют единое мистическое тело. каждый из его членов по отдельности может погибнуть, но их целокупность бессмертна и неуничтожима. гоголь изображает (а т. б. — выражает) запорожцев как некую стихийную, военизированную, православно-языческую кочующую церковь. их бесконечные пиры оказываются подобием евхаристии, во время которой они вином и хлебом неустанно приобщаются к товариществу. т. б. — самоотверженный исповедник этой «веры в товарищество»; в сцене перед дубновской битвой он превращается и в ее «жреца» — выкатывая бочку старого вина и «причащая» им козаков, которым предстоит славная смерть, прямиком ведущая в жизнь вечную. («садись, кукубенко, одесную меня! — скажет ему христос. — ты не изменил товариществу».) тост, который т. б. при том произносит, звучит как символ веры и одновременно как тайнодейственная молитва «о всех и за вся»: «за святое православие < > , чтобы все бусурмане сделались христианами < > , за сечь < > , за всех христиан». а называя сына-изменника «иудой», он не просто дает «нравственно-религиозную» оценку его предательству, но свидетельствует, что отпадение от «товарищества» равносильно богоотступничеству.при этом само православие для т. б. (как, впрочем, для всех запорожцев в изображении гоголя) не столько святоотеческое учение, сколько своеобразный религиозный пароль, открывающий врата во святое отечество. «! что, во христа веруешь? » — «верую! » < > «а ну перекрестись! » < > «ну, хорошо, < > ступай же, в который сам знаешь, курень». мир сечи — а значит, мир т. б. — это мир знаков, которые гораздо важнее своего значения. даже причина, которая подняла его на поход против польши, — это не уния, как таковая, но мистическая подмена знака: «если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на святой пасхе, то и святить пасхи нельзя». католики суть такие же христиане, как и православные, но взятые с обратным знаком, как поляки суть такие же славяне, но с обратным знаком. война с ними — это во многом война с чуждыми знаками. если знаки поменяются — мир преобразится и «бусурмане» станут христианами. а пока это не произошло, нужно воевать, воевать неустанно, воевать вдохновенно, обороняя свои знаки от чужих значений.но время, в которое выпало жить беспорочно-правильному запорожцу т. б., уже подпорчено. это время не до конца эпично. дело не только в том, что поляки «уловляют» душу андрия. многие казаки— в отличие от т. б., его достойного наследника остапа и верных сподвижников вроде дмитро товкача — поддались тлетворному польскому