Стихотворение н. с. гумилева "заблудившийся трамвай"
1. какие образы стихотворения являются центральными и почему?
2. какие композиционные особенности передать эти чувства?

1. какие образы стихотворения являются центральными и почему?

1). заблудившийся трамвай – заглавный образ, являющийся движущей силой сюжета и несущий смысловую нагрузку: заблудился. он должен идти по рельсам, но у него свой независимый, невозможный и непредсказуемый маршрут.  

.. летел трамвай. в воздухе огненную дорожку  

он оставлял и при свете дня.  

мчался он бурей темной, крылатой,  

он заблудился в бездне времен…

2). зеленная лавка с палачом и продажей отрубленных голов – фантасмагория, вызывающая у читателя ужас, но без удивления и сопротивления принимаемая лирическим героем. здесь решается его участь.  

3). машенька – светлый образ любимой, возвращающий лирическому герою полноту чувств, несмотря на тяжкие воспоминания и боль.  

2. какие композиционные особенности передать эти чувства?  

    в стихотворении 15 строф. оно написано от лица лирического героя, поэтому мы можем следить за его эмоциями, переживаниями и настроением в той или иной части стихотворения. композиция тасует размышления, воспоминанья, реальные и фантастические детали разных времен, движение сюжета то замедляется, то ускоряется.  

    в первых трех строфах довольно подробно и неторопливо говорится о летящем трамвае. лирический герой недоумевает, как его угораздило в него вскочить, он хочет выйти. затем 3 строфы - стремительное перечисление мест и мелькания за окном. герой встревожен, он не понимает что происходит. видит вокзал, где можно купить билет в индию духа – другую, желанную, реальность, - но трамвай уже пролетает мимо. в следующих двух строфах повествование замедляется, мы вместе с героем ужасаемся сюрреалистическим картинам его видений. похоже, он уже смирился со своей участью. но тут в трех строфах опять проявляются бытовые детали. героем овладевают сентиментальные чувства. он воспрял духом, растроган, возбужден: хочет выйти именно сейчас и вернуться в прошлое. далее две строфы с деталями родного города, знаменующими конец пути, обрамляют строфа философских размышлений и строфа с признанием, что жить больно.  

н.гумилев.

      заблудившийся трамвай

шёл я по улице незнакомой

и вдруг услышал вороний грай,

и звоны лютни, и дальние громы, —

передо мною летел трамвай.

      как я вскочил на его подножку,

      было загадкою для меня,

      в воздухе огненную дорожку

      он оставлял и при свете дня.

мчался он бурей тёмной, крылатой,

он заблудился в бездне времён…

остановите, вагоновожатый,

остановите сейчас вагон.

      поздно. уж мы обогнули стену,

      мы проскочили сквозь рощу пальм,

    через неву, через нил и сену

    мы прогремели по трём мостам.

и, промелькнув у оконной рамы,

бросил нам вслед пытливый взгляд

нищий старик, — конечно, тот самый,

что умер в бейруте год назад.

        где я? так томно и так тревожно

      сердце моё стучит в ответ:

      видишь вокзал, на котором можно

      в индию духа купить билет?

вывеска… кровью налитые буквы

гласят — зеленная, — знаю, тут

вместо капусты и вместо брюквы

мёртвые головы .

      в красной рубашке, с лицом, как вымя,

    голову срезал палач и мне,

    она лежала вместе с другими

    здесь, в ящике скользком, на самом дне.

  а в переулке забор дощатый,

дом в три окна и серый газон…

остановите, вагоновожатый,

остановите сейчас вагон!

      машенька, ты здесь жила и пела,

      мне, жениху, ковёр ткала,

      где же теперь твой голос и тело,

      может ли быть, что ты умерла!

как ты стонала в своей светлице,

я же с напудренною косой

шёл представляться императрице

и не увиделся вновь с тобой.

        понял теперь я: наша свобода —

      только оттуда бьющий свет,

      люди и тени стоят у входа

      в зоологический сад планет.

  и сразу ветер знакомый и сладкий,

и за мостом летит на меня

всадника длань в железной перчатке

и два копыта его коня.

      верной твердынею православья

      врезан исакий в вышине,

      там отслужу молебен о здравьи

      машеньки и панихиду по мне.

и всё ж навеки сердце угрюмо,

и трудно дышать, и больно жить

машенька, я никогда не думал,

что можно так любить и грустить.

                                1919 г.