Рассказ чучело характеристика елены бессольцевой 1доказать что ситуация в которой оказалась героиня реальная не выдуманная 2что послужило основой конфликта между лены и ожноклассниками

Моя мать умерла, когда мне было шесть лет. отец, весь отдавшись своему горю, как будто совсем забыл о моем существовании. порой он ласкал мою маленькую сестру и по-своему заботился о ней, потому что в ней были черты матери. я же рос, как дикое деревцо в никто не окружал меня особенною заботливостью, но никто и не стеснял моей свободы.    местечко, где мы жили, называлось княжье-вено, или, проще, княж-городок. оно принадлежало одному захудалому, но гордому польскому роду и представляло все типические черты любого из мелких городов юго-западного края, где, среди тихо струящейся жизни тяжелого труда и мелко-суетливого еврейского гешефта, доживают свои печальные дни жалкие останки гордого панского величия.    если вы подъезжаете к местечку с востока, вам прежде всего бросается в глаза тюрьма, лучшее архитектурное украшение города. самый город раскинулся внизу над сонными, заплесневшими , и к нему приходится спускаться по отлогому шоссе, загороженному традиционною "заставой". сонный инвалид, порыжелая на солнце фигура, олицетворение безмятежной дремоты, лениво поднимает шлагбаум, и -- вы в городе, хотя, быть может, не замечаете этого сразу. серые заборы, пустыри с кучами всякого хлама понемногу перемежаются с подслеповатыми, ушедшими в землю хатками. далее широкая площадь зияет в разных местах темными воротами еврейских "заезжих домов", казенные учреждения наводят уныние своими белыми стенами и казарменно-ровными линиями. деревянный мост, перекинутый через узкую речушку, кряхтит, вздрагивая под колесами, и шатается, точно дряхлый старик. за мостом потянулась еврейская улица с магазинами, лавками, лавчонками, столами евреев-менял, сидящих под зонтами на тротуарах, и с навесами калачниц. вонь, грязь, кучи , ползающих в уличной пыли. но вот еще минута и -- вы уже за городом. тихо шепчутся березы над могилами кладбища, да ветер волнует хлеба на нивах и звенит унылою, бесконечною песней в проволоках придорожного телеграфа.    речка, через которую перекинут упомянутый мост, вытекала из пруда и впадала в другой. таким образом, с севера и юга городок ограждался широкими водяными гладями и топями. пруды год от году мелели, зарастали зеленью, и высокие густые камыши волновались, как море, на громадных болотах. посредине одного из прудов находится остров. на острове -- старый, полуразрушенный замок.     я помню, с каким страхом я смотрел всегда на это величавое дряхлое здание. о нем ходили предания и рассказы один другого страшнее. говорили, что остров насыпан искусственно, руками пленных турок. "на костях человеческих стоит старое замчи' передавали старожилы, и мое детское испуганное воображение рисовало под землей тысячи турецких скелетов, поддерживающих костлявыми руками остров с его высокими пирамидальными тополями и старым замком. от этого, понятно, замок казался еще страшнее, и даже в ясные дни, когда, бывало, ободренные светом и громкими голосами птиц, мы подходили к нему поближе, он нередко наводил на нас припадки панического так страшно глядели черные впадины давно выбитых окон; в пустых залах ходил таинственный шорох: камешки и штукатурка, отрываясь, падали вниз, будя гулкое эхо, и мы бежали без оглядки, а за нами долго еще стояли стук, и топот, и гоготанье.