Подберите фрагменты из воспоминаний о шукшине его современников земляков. много

ответ:

«однажды в свободный от съёмок день мы с василием макаровичем гуляли по владимиру и зашли в магазин грампластинок. продавался большой комплект с записями шаляпина. шукшин тут же его купил. в гостинице мы раздобыли проигрыватель, и шукшин, забрав его, ушёл к себе в номер. вскоре у меня раздался телефонный звонок, василий макарович торопливым, взволнованным голосом попросил спуститься к нему. я никогда не видел такого шукшина. чем-то взбудораженный, он резко расхаживал по комнате, покрасневшие глаза и постоянно вздрагивающие скулы выдавали его волнение. “послушай! ” — сказал он совершенно изменившимся голосом и включил проигрыватель. зазвучала песня в исполнении фёдора ивановича шаляпина: “жили двенадцать разбойников, жил кудеяр атаман, много разбойники пролили крови честных ” шукшин сидел совершенно потрясённый. он весь был во власти песни.

объяснение:

ответ:

объяснение:

воспоминания о брате мне надо было написать давно, а не двадцать с лишним лет спустя после его смерти. но не давала прикоснуться к бумаге душевная боль, память о васе была настолько жива, что и не представлялось говорить о нём в прошедшем времени. трудно вынести эту боль, которую не лечит время. но писать надо. да простит меня читатель за то, что в своих воспоминаниях о брате мне придётся говорить и о себе.

родился вася 25 июля 1929 года в селе сростки тогдашнего старо-бардинского района. ныне это село входит в бийский район. мать наша – мария сергеевна – с 1909 года, а отец – макар леонтьевич – с 1912-го. оба уроженцы сросток, крестьяне. 26 марта 1933 года отец в возрасте 21 года был арестован огпу как якобы участник контрреволюционной повстанческой организации и осужден особой тройкой к высшей мере наказания – расстрелу (в 1956 году дело в отношении нашего отца было прекращено, он реабилитирован посмертно). после того как забрали отца, мама всё время ждала прихода тех же людей и с той же целью. да и в селе то таким семьям не было ни почёта, ни уважения. жён арестованных называли «сибулонками». я до сих пор не знаю, какой смысл у слова «сибулонка», но, видимо, есть какая то связь с сибирским лагерем. мне запомнилась наша избушка, в которой мы жили, и почему-то старый мешок, куда были уложены нехитрые пожитки. сверху в этом мешке всегда лежала чугуночка. в этой чугуночке мама варила кашу или затируху (вкрутую замешенное и растёртое в крошки тесто), обычно варили её на молоке.

в школе зимой мы занимались в стареньких фуфайчонках. валенки у васи были подшиты, но эта подшивка часто отлетала, и он перетягивал её верёвочкой. я же ходила в домотканом платье (мамой вытканном и ею же сшитом). такое платье, если выстираешь, выполоскаешь, можно ставить (не вешая) сушить – стоит, как на манекене. вася такие рубахи не носил. писали мы на старых, пожелтевших от времени книгах ручками-палочками, выломанными из травяного веника. в мою обязанность входило готовить чернила из сажи, которую я из печного чувала и разводила горячей водой, а потом долго-долго мешала. разводили и марганцовку, но она была дефицитом. в военные суровые годы, особенно в летнее время, мужская работа легла на плечи женщин и подростков. с 11 – 13-летних спрос был таким же, как со взрослых. но маме было нелегко бригадира, чтобы 12 летнего васю взяли в колхоз на какие-нибудь работы. он любил коней и хотел, чтобы его взяли водовозом, как говорили, «на табачок». бригадир не соглашался. мал ещё, говорит, ему и ведро воды не поднять, и коня не запрячь. тяжкий труд, который выпал на долю наших мальчишек, не омрачил их детские годы. они, хотя и рано повзрослели, всё равно водили свои игры, озорничали в чужих садах и огородах… книги к нему пришли как-то сразу, они не были его увлечением с детских лет, но он резко сменил игру в бабки на книги. читал всё подряд без разбору, а мама боялась, что он зачитается и «сойдёт с ума». все его школьные учебники были без корочек. когда мы были дома, он в эти корочки от учебников вкладывал художественную книжку, ставил её на стол и читал. мы видели, что у него, например, «», а через некоторое время он ставил перед собой «». брал вася книги из библиотеки и тайком из школьного шкафа, который стоял в коридоре. это были тоненькие брошюры о мичурине, лысенко, «происхождение жизни на земле» и много-много других. читал днём и ночью. даже умудрялся читать при лунном свете или с жировухой. наливая во флакончик жира, протягивал верёвочку (фитилёк) через картофельный пластик, укрывался одеялом с головой и читал. а однажды заснул с этим горящим фитильком и чудом не задохнулся. но одеяло всё-таки прожёг. в зимнее время мы залезали втроём на любимую печку, ставили рядышком лампу. вася ложился с краю, мама в cepeдине, а я у стенки, и он читал нам. злился, переживал, когда мы с мамой начинали засыпать, заставлял нас пересказывать прочитанное или сказать, на чём он остановился. но так как ни та, ни другая ничего не могли ему ответить – плакал. окончив 7 классов, вася и ещё три его сверстника поехал учиться в бийский автомобильный техникум. приезжая домой на каникулы или на выходной день, он успевал и на вечёрку сходить с гармошкой, и влюбиться, и с соперником отношения выяснить, и что-то писал, но читать написанное никому не давал. а однажды он попросил меня отправить пакет в москву в журнал «затейник». на обратном адресе была написана фамилия – «шукшин». в следующий приезд я его спросила, почему он написал эту фамилию, а не «попов». он ответил, что его как попова знают все, а вот о «шукшине» только могут догадаться. дело в том, что мы с васей носили мамину девичью фамилию попова, потому что отец был репрессирован, и мама боялась оставлять нас на фамилии отца. и только при получении паспортов мы стали шукшины. ещё на втором курсе техникума у васи не сложились отношения с учительницей языка, и на третьем он решил оставить его.

Фрикадельки инопланетянина,печеньки з копитом,торт з галстухом,сок без сока,картина з шоколадний помадкай,свечка з еклера,і т.д