Письмо базарова к одинцовой ("отцы и дети" - и. с. тургенев)

уважаемая анна сергеевна!

позвольте обратиться к вам лично и высказать свои мысли на бумаге, так как произнести некоторые слова вслух для меня является непреодолимой проблемой. понять меня трудно, но надеюсь, что это письмо немного прояснит мое отношение к вам. до знакомства с вами, я был противником культуры, морально-нравственных ценностей, человеческих чувств. но многочисленные жизненные испытания заставили меня по-другому взглянуть на окружающий мир и переоценить свои жизненные принципы. впервые я понял, что такое испытывать неразделенную любовь и тоску одиночества. только теперь я знаю, как важно принимать естественные законы человеческой жизни, на которых и строится существование в современном мире. понять это мне именно вы, анна сергеевна. я страстно полюбил вас за вашу красоту и ум. вам же было непросто проникнуть в мою душу из-за чрезмерной замкнутости. для меня признания в любви к вам стало не только самым большим в жизни откровением, но и своеобразным поражением. все мои нигилистические теории разбились о страстное чувство к вам. именно поэтому моя страсть настолько сильная и тяжелая, что больше, похожа на злобу… так что сразу прошу простить меня, если когда-то сделал вам больно какими-то неприятными словами. я, как неумелый ученик, никогда раньше не сталкивался с чувством влюбленности, и поэтому дебют мой получился неважным.

анна сергеевна! как бы я хотел знать, что у вас на душе, что чувствуете ко мне и чего боитесь? я бы с радостью наполнил вашу пустую и серую жизнь богатыми эмоциями, скрасил ваше тихое существование своим присутствием. умом я понимаю, что отношения между нами невозможны, но сердце не хочет верить в это. вам хотя бы за то, что вы мне понять: я способен на чувства. именно вы разрушили мои взгляды на жизнь, заставили переосмыслить все, поменять мироощущение и представление о себе. вы обнажили мое и бунтующее сердце, заставив сбросить грубую и отрицающую все общепринятые человеческие ценности маску. моя жизнь условно разделилась на две части: до встречи с вами и после. я думал, что я гордый человек, а оказалось, что я просто трус, который боится быть настоящим и наслаждаться тем, что нас окружает… я просто боялся обжечься и почувствовать слабость, привязанность к кому-то. но любовь оказалась сильнее меня. это ваша достойная победа! прощайте, моя дорогая анна сергеевна…

Крыловская тема «Змея», змея «умная», маскирующаяся, хитрая, выявляет как свое несомненное достояние мудрость народа и общества: как ни умна Змея, как ни изощрена она в своих метаморфозах, ей никого не удалось обмануть даже соловьиным голосом. Ни умом своим, ни наглостью своей. Подумать только, до чего дошло: ведь она хотела у Крестьянина детей нянчить. В няньки, в воспитатели просилась. Об этом Крылов рассказал в басне «Крестьянин и Змея» 1813 года. И это не было поэтическим вымыслом. Недаром свой рассказ о «доброй» Змее Крылов заканчивает словами: Отцы, понятно ль вам, на что здесь мечу я? Современникам было понятно. Все те, кто бежал от французской революции, от французского народа, здесь, в России, устраивались в учителя, гувернеры, воспитатели, шли в гимназии и лицеи, в университеты. Чему они учили? Многому. Но прежде всего учили русских презирать Россию, обучали бар ненавидеть народ. Это претило демократу Крылову, потому-то он устами Мужика и сказал, что, когда у нас полюбят такой пример, вползут за доброй Змеей сто злых и перегубят всех детей. «И потому с тобой мне не «ужиться, Что лучшая Змея, По мне, ни к черту не годится». Общая тема зла и злодеяния получила в данном случае конкретное преломление. Острое, политическое: речь шла о будущем русского общества, о судьбе молодежи. Змеи воспитывали детей. Крылов бил тревогу. И не напрасно. Пройдет несколько лет, и новый змеиный выводок поползет в «няньки». В России будет учрежден институт воспитателей, что обязывало каждого кандидата в воспитатели пройти в Третьем отделении профилактический осмотр и получить соответствующую рекомендацию от жандармерии. Змеи-няньки должны быть патентованными, без подвоха. Однако басни Крылова несут в себе несокрушимое оптимистическое начало. Оно видит зло, но оно знает, оно уверено, что праздник будет на нашей улице. В этом главная черта народности великого поэта, в этом основа его реализма. Реализм предполагает в качестве непременного своего условия бесстрашие перед действительностью. Иначе он не пойдет до конца в обличении зла. Струсит, свернет, обойдет, приукрасит, успокоит ложной и лживой надеждой. Это было чуждо Крылову. Срывая все и всяческие маски с неприглядной действительности, обличая всюду царящую и прежде всего царственную ложь и неправду, изображая неслыханное угнетение народа как «гениально» организованную систему эксплуатации, рисуя, казалось бы, безвыходное положение народа, поэт остался до конца дней своих уверенным во всесилии и могуществе добра и справедливости — в их конечной победе. Отсюда размах и смелость его обличений