Скажите маленький отрывок из тома соера ()

том появился на тротуаре с ведром известки и длинной кистью в руках. он оглядел забор, и всякая радость отлетела от него, а дух погрузился в глубочайшую тоску. тридцать ярдов дощатого забора в девять футов вышиной! жизнь показалась ему пустой, а существование — тяжким бременем. вздыхая, он окунул кисть в ведро и провел ею по верхней доске забора, повторил эту операцию, проделал ее снова, сравнил ничтожную выбеленную полоску с необозримым материком некрашеного забора и уселся на загородку под дерево в полном

он начал думать о том, как весело рассчитывал провести этот день, и скорбь его умножилась. скоро другие мальчики пойдут из дому в разные интересные места и поднимут тома на смех за то, что его заставили работать, — одна эта мысль жгла его, как огнем. он вынул из кармана все свои сокровища и произвел им смотр: ломаные игрушки, шарики, всякая дрянь, — может, годится на обмен, но едва ли годится на то, чтобы купить себе хотя бы один час полной свободы. и том опять убрал в карман свои тощие капиталы, оставив всякую мысль о том, чтобы подкупить мальчиков. но в эту мрачную и безнадежную минуту его вдруг осенило вдохновение. не более и не менее как настоящее ослепительное вдохновение!

он взялся за кисть и продолжал не торопясь работать. скоро из-за угла показался бен роджерс — тот самый мальчик, чьих насмешек том боялся больше всего на свете. походка у бена была легкая, подпрыгивающая — верное доказательство того, что и на сердце у него легко и от жизни он ждет только самого лучшего. он жевал яблоко и время от времени издавал протяжный, мелодичный гудок, за которым следовало: «динь-дон-дон, динь-дон-дон», — на самых низких нотах, потому что бен изображал собой пароход. подойдя поближе, он убавил ход, повернул на середину улицы, накренился на правый борт и стал не торопясь заворачивать к берегу, старательно и с надлежащей важностью, потому что изображал «большую миссури» и имел осадку в девять футов. он был и пароход, и капитан, и пароходный колокол — все вместе, и потому воображал, что стоит на капитанском мостике, сам отдавал команду и сам же ее выполнял.

— стоп, машина! тинь-линь-линь! — машина застопорила, и пароход медленно подошел к тротуару. — задний ход! — обе руки опустились и вытянулись по бокам.

— право руля! тинь-линь-линь! чу! ч-чу-у! чу! — правая рука тем временем торжественно описывала круги: она изображала сорокафутовое колесо.

— лево руля! тинь-линь-линь! чу-ч-чу-чу! — левая рука начала описывать круги.

— стоп, правый борт! тинь-линь-линь! стоп, левый борт! малый ход! стоп, машина! самый малый! тинь-линь-линь! чу-у-у! отдай концы! живей! ну, где же у вас канат, чего копаетесь? зачаливай за сваю! так, так, теперь отпусти! машина стала, сэр! тинь-линь-линь! шт-шт-шт! (это пароход выпускал пары.)

том по-прежнему белил забор, не обращая на пароход никакого внимания. бен уставился на него и сказал:

— ага, попался, взяли на причал!

ответа не было. том рассматривал свой последний мазок глазами художника, потом еще раз осторожно провел кистью по забору и отступил, любуясь результатами. бен подошел и стал рядом с ним. том проглотил слюну, так ему захотелось яблока, но упорно работал. бен сказал:

— что, старик, работать приходится, а?

том круто обернулся и сказал:

— а, это ты, бен? я и не заметил.

— слушай, я иду купаться. а ты не хочешь? да нет, ты, конечно, поработаешь? ну, само собой, работать куда интересней.

том пристально посмотрел на бена и спросил:

— чего ты называешь работой?

— а это, по-твоему, не работа, что ли?

том снова принялся белить и ответил небрежно:

— что ж, может, работа, а может, и не работа. я знаю только одно, что тому сойеру она по душе.

— да брось ты, уж будто бы тебе так нравится белить!