Фа диез мажор тритоны трезвучия секстаккорды квартсекстаккорды

Fis-dur, 6# тритоны нат.: ув.4: си-ми# ум.5: ми#-си тритоны гарм.: ув.4: ре-соль# ум.5: соль#-ре t53: фа#-ля#-до# t6: ля#-до#-фа# t64: до#-фа#-ля#  s53: си-ре#-фа# s6: ре#-фа#-си s64: фа#-си-ре# d53: до#-ми#-соль# d6: ми#-соль#-до# d64: соль#-до#-ми#

скрябин жил в эпоху, предшествовавшую великой нашей революции, которая является вместе с тем и великой революцией мирового значения; революцию 1905 года он непосредственно включил в свой опыт.  

 

люди, близко знавшие скрябина, говорят, что он интересовался вопросами политики и и был одно время близок к социал–демократии. но нам даже не особенно важно знать, так это было или не так. достаточно констатировать, что скрябин великолепно понимал неустойчивость общества, в котором он живет. готовившиеся бури ему были известны. он был тоже буревестником, то есть одним из тех художников, которые чувствуют надвигающуюся грозу, накопление электричества в атмосфере, и реагируют на эти тревожные симптомы.  

 

конечно, реакция художника — в зависимости от класса, выразителем которого он является, — может быть различной. если горький был буревестником радостным, потому что принадлежал к той части интеллигенции, которая примыкала к народным массам, а позднее определился как пролетарский писатель — то многие другие писатели, примыкая к консервативным слоям, смотрели на бурю с ненавистью и встречали ее проклятиями.  

 

скрябин испытал глубокое волнение от предчувствия колоссальных катастроф. нервы его напрягались. в нем зарождались бурные ритмы, своеобразные звукосочетания, своеобразные музыкальные мысли и образы. сперва он не отдавал себе ясного отчета в характере своего новаторства, в своей потребности создавать какие–то неслыханные еще формы. ему прежде всего доставляло гигантское наслаждение сознание власти художника. в области музыки он казался себе настоящим творцом, то есть человеком, который как бы из ничего, при только музыкального материала, создает целые миры образов и настроений. власть над миром своих чувств и мыслей, а вместе с тем и над существом своего произведения переполняла его огромным восхищением.  

 

обладая умом философским, широко обобщающим, скрябин на этой стадии своего развития, стадии творческого индивидуализма, создал себе целую (не без заимствования ее у разных философов–индивидуалистов) о творческом духе, который вот так же, как он, сидя за роялем или нотной бумагой, вызывает из хаоса миры, которые явились, таким образом, результатом его игры.  

 

но общественная стихия все больше и больше привлекала к себе внимание скрябина и сильно видоизменяла его внутренний мир.  

 

при свете восходящей зари бурных революционных дней скрябин ясно видел трагизм мира — огромное количество зла, отравляющую, мучительную неустроенность жизни, разорванность всего бытия.  

 

прибавим от себя, что все эти черты вовсе не присущи самому мирозданию, космосу, — хотя, конечно, было бы в высшей степени странным утверждать, что космос совершенно лишен столкновений, катастроф и гибели, (там, где уже имеется нервная система) большим количеством страданий. вся наша природа воспринимается как благо или как зло в зависимости от того, как устроена человеческая жизнь, с какой точки зрения оценивает ее данный класс в данном обществе через своего идеолога — поэта, философа, музыканта и т. д.  

 

скрябин уже тем присоединялся к протестам против современного ему общественного строя, что он необыкновенно чутко откликался на множество подавляющих жизнь несправедливостей, унижений, болей, пороков и жестокостей, которыми переполнено было общество.  

 

перед философским умом музыканта встал вопрос о том, каким же образом творческий дух мог создать вот эту поэму мироздания, эту вселенскую симфонию, так неудачно, с таким огромным количеством диссонансов, внутренних биений, разрывов, несовершенств, муки. идя отчасти вслед за некоторыми восточными и западными философами–пессимистами, скрябин приходил к выводу, что зодчий мира, творящий дух, сам увлекся своим творчеством, стремлением к многообразию красок, к всевозможным положениям, — мы бы сказали так: увлекся тем бесконечным авантюрным романом, в который он вошел, в котором запутался, создавая из материи себя самого — бытие.