Можно ли согласиться с тем, что в поэме народ не только , но и протестующий, ищущий выхода из своего тяжкого положения? поэма "кому на руси жить хорошо"

Да, можно

Вот я вижу -- бабушка собирается: стала собирать печенье в коробочку для этих старух -- чай там пить. я побежал в сени, достал мои варежки вязаные и натер себе и лоб и щеки -- все лицо, одним словом. не жалея. и тихонько прилег на кровать. бабушка вдруг хватилась:     -- боря, борюшка, где ж ты?     я молчу и глаза закрыл. бабушка ко мне:     -- что это ты лег?     -- голова болит.    она тронула лоб.    -- погляди-ка на меня! сиди дома. назад пойду, малины возьму в аптеке. скоро вернусь. долго сидеть не буду. а ты раздевайся-ка и ложись. ложись, ложись без разговору!     стала мне, уложила, увернула одеялом и все приговаривала: "я сейчас вернусь, живым духом".    бабушка заперла меня на ключ. я выждал пять минут: а вдруг вернется? вдруг забыла там что-нибудь?     а потом я вскочил с постели как был, в рубахе. я вскочил на стол, взял с полки пароходик. сразу, руками понял, что он железный, совсем настоящий. я прижал его к уху и стал слушать: не шевелятся ли? но они, конечно, примолкли. поняли, что я схватил их пароход. ага! сидите там на лавочке и примолкли, как мыши. я слез со стола и стал трясти пароходик. они стряхнутся, не усидят на лавках, и я услышу, как они там болтаются. но внутри было тихо.    я понял: они сидят на лавках, ноги поджали и руками что есть сил уцепились в сиденья. сидят как приклеенные.    ага! так погодите же. я подковырну и приподниму палубу. и вас всех там накрою. я стал доставать из буфета столовый нож, но глаз не спускал с пароходика, чтобы не выскочили человечки. я стал подковыривать палубу. ух, как плотно все заделано!     наконец удалось немножко подсунуть нож. но мачты поднимались вместе с палубой. а мачтам не давали подниматься эти веревочные лесенки, что шли от мачт к бортам. их надо было отрезать -- иначе никак. я на миг остановился. всего только на миг. но сейчас же торопливой рукой стал резать эти лесенки. пилил их тупым ножом. готово, все они повисли, мачты свободны. я стал ножом приподнимать палубу. я боялся сразу делать большую щель. они бросятся все сразу и разбегутся. я оставил щелку, чтобы пролезть одному. он полезет, а я его -- хлоп! -- и захлопну, как жука в ладони.    я ждал и держал руку наготове -- схватить.    не лезет ни один! я тогда решил сразу отвернуть палубу и туда в середку рукой -- прихлопнуть. хоть один, да попадется. только надо сразу: они уж там небось приготовились -- откроешь, а человечки прыск все в стороны.    я быстро откинул палубу и прихлопнул внутри рукой. ничего. совсем, совсем ничего! даже скамеек этих не было. голые борта. как в кастрюльке. я поднял руку. под рукой, конечно, ничего.    у меня руки дрожали, когда я прилаживал назад палубу. все криво становилось. и лесенки никак не приделать. они болтались как попало. я кой-как приткнул палубу на место и поставил пароходик на полку. теперь- все пропало!     я скорей бросился в кровать, завернулся с головой. слышу ключ в дверях.    -- бабушка! -- под одеялом шептал я. -- бабушка, миленькая, родненькая, чего я наделал-то!     а бабушка стояла уж надо мной и по голове гладила:     -- да чего ты ревешь, да плачешь-то чего? родной ты мой, борюшка! видишь, как я скоро?     она еще не видала пароходика.