Написать сочинение-описание по картине взяв за основы отрывок из оды огороду виктора петровича астафьева

память моя, память, что ты делаешь со мной? ! все прямее, все уже твои дороги, все морочней обрез земли, и каждая дальняя вершина чудится часовенкой, сулящей успокоение. и реже путники встречь, которым хотелось бы поклониться, а воспоминания, необходимые живой душе, осыпаются осенним листом. стою на житейском ветру голым деревом, завывают во мне ветры, выдувая звуки и краски той жизни, которую я так любил и в которой умел находить радости даже в тяжелые свои дни и годы.

и все не умолкает во мне война, сотрясая усталую душу. багровый свет пробивается сквозь немую уже толщу времени, и, сплющенная, окаменелая, но не утерявшая запаха гари и крови, клубится она во мне.

успокоения хочется, хоть какого-нибудь успокоения. но нет его даже во сне, и во сне мучаюсь я, прячусь от взрывов и где-то за полночь начинаю с ужасом понимать: это уже не та война, от теперешних взрывов не спрятаться, не укрыться, и тогда покорно, устало и равнодушно жду последней вспышки – вот сверкнет бело, ослепительно, скорчит меня последней судорогой, оплавит и унесет искрой в глубину так и не постигнутого моим разумом мирозданья. и вижу ведь, явственно вижу искорку ту, ощущаю ее полет. оттого вижу, что был уже песчинкой в огромной буре, кружился, летал где-то между жизнью и смертью, и совсем случайно, капризом или волей судьбы, не унесло меня в небытие, а сбросило на изнуренную землю.

сколько раз я и мучительных снах! и все-таки воскресал и воскресал. на смену жутко гудящему огню, гремучему дыму взрывов неожиданно хлынут пестрые поляны в цветах; шумливая березовая роща; тихий кедрач на мшиной горе; вспененная потоком река; коромысло радуги над нею; остров, обметанный зеленым мехом тальника; степенный деревенский огород возле крестьянского двора.

и лица, лица…

явятся все женщины, которых хотел бы встретить и любить, и, уже снисходительный к ним и к себе, не протягиваю им руки, а вспоминаю тех женщин, которых встретил и любил на самом деле. с я научился утешать и обманывать себя – воспоминания об этих встречах сладостней и чище самих встреч…

память моя, сотвори еще раз чудо, сними с души тревогу, тупой гнет усталости, пробудившей угрюмость и отравляющую сладость одиночества. и воскреси, – слышишь? – воскреси во мне мальчика, дай успокоиться и очиститься возле него. ну хочешь, я, безбожник, именем господним заклинать тебя стану, как однажды, оглушенный и ослепленный войною, молил поднять меня со дна мертвых пучин и хоть что-нибудь найти в темном и омертвелом нутре? и вспомнил, вспомнил то, что хотели во мне убить, а вспомнив, оживил мальчика – и пустота снова наполнилась звуками, красками, запахами.

мне говорили: этакая надсада не пройдет даром! буду я болен и от нервного перенапряжения не доживу сколько-то лет, мне положенных. а зачем они мне, эти сколько-то лет, без моего мальчика? и кто их считал, годы, нам положенные?

озари же, память, мальчика до каждой веснушки, до каждой царапинки, до белого шрама на верхней губе – учился когда-то ходить, упал и рассек губу о ребро половицы.

первый в жизни шрам.

сколько потом их будет на теле и в душе? ” …

это начало “оды”, а вот окончание:

“истлевает паутинка, уплывает, рвется, оставляя серебряный отсвет. я пытаюсь удержать в себе хотя бы отблеск дивного видения и какое-то время оголенным сердцем чувствую едва ощутимое касание дальнего света, вижу дымчатую даль, и во мне живут звуки, запахи, краски, принесенные памятью.

спит моя родная земля, глубоко спит, натруженно дышит, и витают над нею беды и радости, любовь и ненависть – и все горит, все не гаснет моя серебряная паутинка, но свет ее отдаленней, слабей, утихают во мне звуки прошлого, блекнут краски, чтоб снова озариться, засиять, когда сделается мне невыносимо жить и захочется успокоения. хоть какого-нибудь…

глубоко вздохнув, мальчик кладет теплую ладошку под теплую щеку. пусть смотрит он свои легкие, радужные сны.

грозные сны досмотрю за него я”.

иллюстрация сергея элояна