Как проходит последняя встреча одинцово и базарова. почему тургенев убивает базарова

Базаров был человеком,отрицающем все ценности отцов,но взамен этого отрицания он ничего выдвигал -у него не было никаких нравственных приоритетов, такие люди опасны для общества ,потому что несут своим нигилизмом одни разрушения и тургенев решил ,что смерть -это единственный выход для того,кто и сам доказывал полное отрицание   жизни и того ,что является ее сутью :   ее вечных непреходящих ценностей -добра ,веры, прощения,любви,самопожертвования во имя блага. об этом ясно говорит сцена прощания с одинцовой . базаров сам подтверждает свою ненужность . " я нужен нет ,видно не нужен  "

Она взглянула на базарова… и остановилась у двери, до того поразило ее это воспаленное и в то же время мертвенное лицо с устремленными на нее мутными глазами. она просто испугалась каким-то холодным и томительным испугом; мысль, что она не то бы почувствовала, если бы точно его любила - мгновенно сверкнула у ней в голове. — , — усиленно заговорил он, — я этого не ожидал. это доброе дело. вот мы еще раз и увиделись, как вы обещали. — анна сергеевна так была добра… — начал василий иванович. — отец, оставь нас. анна сергеевна, вы позволяете? кажется, теперь… он указал головою на свое распростертое бессильное тело. василий иванович вышел. — ну, , — повторил базаров. — это по-царски. говорят, цари тоже посещают умирающих. — евгений васильич, я надеюсь… — эх, анна сергеевна, станемте говорить правду. со мной кончено. попал под колесо. и выходит, что нечего было думать о будущем. старая штука смерть, а каждому внове. до сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить! (он слабо махнул рукой. ) ну, что ж мне вам сказать… я любил вас! это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. скажу я лучше, что — какая вы славная! и теперь вот вы стоите, такая красивая… анна сергеевна невольно содрогнулась. — ничего, не тревожьтесь… сядьте там… не подходите ко мне: ведь моя болезнь заразительная. анна сергеевна быстро перешла комнату и села на кресло возле дивана, на котором лежал базаров. — великодушная! — шепнул он. — ох, как близко, и какая молодая, свежая, чистая… в этой гадкой комнате! . ну, прощайте! живите долго, это лучше всего, и пользуйтесь, пока время. вы посмотрите, что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится. и ведь тоже думал: обломаю дел много, не умру, куда! есть, ведь я гигант! а теперь вся гиганта — как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет… все равно: вилять хвостом не стану. базаров умолк и стал ощупывать рукой свой стакан. анна сергеевна подала ему напиться, не снимая перчаток и боязливо дыша. — меня вы забудете, — начал он опять, — мертвый живому не товарищ. отец вам будет говорить, что вот, мол, какого человека россия теряет… это чепуха; но не разуверяйте старика. чем бы дитя ни тешилось… вы знаете. и мать приласкайте. ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать… я нужен россии… нет, видно, не нужен. да и кто нужен? сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь… тут есть лес… базаров положил руку на лоб. анна сергеевна наклонилась к нему. — евгений васильич, я здесь… он разом принял руку и приподнялся. — прощайте, — проговорил он с внезапной силой, и глаза его блеснули последним блеском. — прощайте… послушайте… ведь я вас не поцеловал тогда… дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет… анна сергеевна приложилась губами к его лбу. — и довольно! — промолвил он и опустился на подушку. — теперь… темнота… анна сергеевна тихо вышла. — что? — спросил ее шепотом василий иванович. — он заснул, — отвечала она чуть

Прыгает так шустро вскачь, наш зеленый, круглый