"прощание с матерой" в.распутина о чем рассказ кратко

Простоявшая триста с лишним лет на берегу ангары, деревня матёра повидала на своём веку всякое. «мимо неё поднимались в древности вверх по ангаре бородатые казаки ставить иркутский острог; подворачивали к ней на ночёвку торговые люди, снующие в ту и в другую стороны; везли по воде арестантов и, завидев прямо на носу обжитой берег, тоже к нему: разжигали костры, варили уху из выловленной тут же рыбы; два полных дня грохотал здесь бой между колчаковцами, занявшими остров, и партизанами, которые шли в лодках на приступ с обоих берегов». есть в матёре своя церквушка на высоком берегу, но её давно приспособили под склад, есть мельница и «аэропорт» на старом пастбище: дважды на неделе народ летает в город. но вот однажды ниже по ангаре начинают строить плотину для электростанции, и становится ясно, что многие окрестные деревни, и в первую очередь островная матёра, будут затоплены. «если даже поставить друг на дружку пять таких островов, все равно затопит с макушкой и места потом не показать, где там селились люди. придётся переезжать». немногочисленное население матёры и те, кто связан с городом, имеет там родню, и те, кто никак с ним не связан, думают о «конце света». никакие уговоры, объяснения и призывы к здравому смыслу не могут заставить людей с лёгкостью покинуть обжитое место. тут и память о предках (кладбище), и привычные и удобные стены, и привычный образ жизни, который, как варежку с руки, не снимешь. все, что позарез было нужно здесь, в городе не понадобится. «ухваты, сковородники, квашня, мутовки, чугуны, туеса, кринки, ушаты, кадки, лагуны, щипцы, а ещё: вилы, лопаты, грабли, пилы, топоры (из четырёх топоров брали только один), точило, железна печка, тележка, а ещё: капканы, петли, плетёные морды, лыжи, другие охотничьи и рыбачьи снасти, всякий мастеровой инструмент. что перебирать все это? что сердце казнить? » конечно, в городе есть холодная, горячая вода, но неудобств столько, что не пересчитать, а главное, с непривычки, должно быть, станет тоскливо. лёгкий воздух, просторы, шум ангары, чаепития из самоваров, неторопливые беседы за длинным столом — замены этому нет. а похоронить в памяти — это не то, что похоронить в земле. те, кто меньше других торопился покинуть матёру, слабые, одинокие старухи, становятся свидетелями того, как деревню с одного конца поджигают. «как никогда неподвижные лица старух при свете огня казались слепленными, восковыми; длинные уродливые тени подпрыгивали и извивались». в данной ситуации «люди забыли, что каждый из них не один, потеряли друг друга, и не было сейчас друг в друге надобности. всегда так: при неприятном, постыдном событии, сколько бы ни было вместе народу, каждый старается, никого не замечая, оставаться один — легче потом освободиться от стыда. в душе им было нехорошо, неловко, что стоят они без движения, что они и не пытались совсем, когда ещё можно было, спасти избу — не к чему и пытаться. то же самое будет и с другими избами». когда после бабы судят да рядят, нарочно ли случился такой огонь или невзначай, то мнение складывается: невзначай. никому не хочется поверить в такое сумасбродство, что хороший («христовенький») дом сам хозяин и поджёг. расставаясь со своей избой, дарья не только подметает и прибирает её, но и белит, как на будущую счастливую жизнь. страшно огорчается она, что где-то забыла подмазать. настасья беспокоится о сбежавшей кошке, с которой в транспорт не пустят, и просит дарью её подкормить, не думая о том, что скоро и соседка отсюда отправится совсем. и кошки, и собаки, и каждый предмет, и избы, и вся деревня как живые для тех, кто в них всю жизнь от рождения прожил. а раз приходится уезжать, то нужно все прибрать, как убирают для проводов на тот свет покойника. и хотя ритуалы и церковь для поколения дарьи и настасьи существуют раздельно, обряды не забыты и существуют в душах святых и непорочных.

я хз мне тебя жалко Ти на кр???