Письменный ответ на вопрос: в чем сила кузьменышей, а так же о чем это произведение и какие проблемы затрагивает? ))

А. п. чехов – один из писателей, кто понимал, что деньги, чин, авторитет, власть – все это лишь внешние способы порабощения человеческой личности. подлинный же инструмент, инструмент всепроникающий, – страх. беликов жил в постоянной тревоге, опасаясь раздражителей действительности. беликов хвалил прошлое, выражая отвращение к настоящему, а древние языки, которые он преподавал, были теми же зонтиком и калошами, куда он прятался от действительной жизни. и этот странный человек на всех наводил страх. окружающие будто чувствовали, что и мысль свою беликов прятал в футляр: «для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь» . если, например, в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов, для него это было ясно и определенно. в разрешении чего-либо беликов всегда сомневался и опасался «как бы чего не вышло» . рассказом «человек в футляре» автор хотел сказать, что страх перед действительностью может заточить человека в созданный им же самим футляр. более того, «футляр» носит явно социально-политическую окраску: здесь чехов дает краткую, точную, сатирическую, порой гротескную, характеристику жизни всей интеллигенции и вообще россии в только что закончившееся царствование александра iii.

Обернувшись к выходу, грэй увидел над дверью огромную картину, сразу содержанием своим наполнившую душное оцепенение библиотеки. картина изображала корабль, вздымающийся на гребень морского вала. струи пены стекали по его склону. он был изображен в последнем моменте взлета. корабль шел прямо на зрителя. высоко поднявшийся бугшприт заслонял основание мачт. гребень вала, распластанный корабельным килем, напоминал крылья гигантской птицы. пена неслась в воздух. паруса, туманно видимые из-за бакборта и выше бугшприта, полные неистовой силы шторма, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя вал, выпрямиться, а затем, склоняясь над бездной, мчать судно к новым лавинам. разорванные облака низко трепетали над океаном. тусклый свет обреченно боролся с надвигающейся тьмой ночи. но всего замечательнее была в этой картине фигура человека, стоящего на баке спиной к зрителю. она выражала все положение, даже характер момента. поза человека (он расставил ноги, взмахнув руками) ничего собственно не говорила о том, чем он занят, но заставляла предполагать крайнюю напряженность внимания, обращенного к чему-то на палубе, невидимой зрителю. завернутые полы его кафтана трепались ветром; белая коса и черная шпага вытянуто рвались в воздух; богатство костюма выказывало в нем капитана, танцующее положение тела — взмах вала; без шляпы, он был, видимо, поглощен опасным моментом и кричал — но что? видел ли он, как валится за борт человек, приказывал ли повернуть на другой галс или, заглушая ветер, звал боцмана? не мысли, но тени этих мыслей выросли в душе грэя, пока он смотрел картину. вдруг показалось ему, что слева подошел, став рядом, неизвестный невидимый; стоило повернуть голову, как причудливое ощущение исчезло бы без следа. грэй знал это. но он не погасил воображения, а прислушался. беззвучный голос выкрикнул несколько отрывистых фраз, непонятных, как малайский язык; раздался шум как бы долгих обвалов; эхо и мрачный ветер наполнили библиотеку. все это грэй слышал внутри себя. он осмотрелся: мгновенно вставшая тишина рассеяла звучную паутину фантазии; связь с бурей исчезла.