Письмо матери от солдата в дни войны

Смотря   какой у тебя вкус.. ну это мой вкус:   «витя, я уверена, мое письмо дойдёт до тебя, хотя я за линией фронта и за колючей проволокой еврейского гетто. твой ответ я никогда не получу, меня не будет. я хочу, чтобы ты знал о моих последних днях, с этой мыслью мне легче уйти из жизни.

людей, витя, трудно понять по-настоящему… седьмого июля немцы ворвались в город. в городском саду радио передавало последние известия. я шла из поликлиники после приема больных и остановилась послушать. дикторша читала по-украински статью о боях. я услышала отдалённую стрельбу, потом через сад побежали люди. я пошла к дому и всё удивлялась, как это пропустила сигнал воздушной тревоги. и вдруг я увидела танк, и кто-то крикнул: «немцы прорвались! » я сказала: «не сейте панику». накануне я заходила к секретарю горсовета, спросила его об отъезде. он рассердился: «об этом рано говорить, мы даже списков не составляли»… словом, это были немцы. всю ночь соседи ходили друг к другу, спокойней всех были малые дети да я. решила — что будет со всеми, то будет и со мной.

вначале я ужаснулась, поняла, что никогда тебя не увижу, и мне страстно захотелось ещё раз посмотреть на тебя, поцеловать твой лоб, глаза. а я потом подумала — ведь счастье, что ты в безопасности. под утро я заснула и, когда проснулась, почувствовала страшную тоску. я была в своей комнате, в своей постели, но ощутила себя на чужбине, затерянная, одна. этим же утром мне напомнили забытое за годы советской власти, что я еврейка. немцы ехали на грузовике и кричали: «juden kaputt! » а затем мне напомнили об этом некоторые мои соседи. жена дворника стояла под моим окном и говорила соседке: «слава богу, конец». откуда это? сын её женат на еврейке, и старуха ездила к сыну в гости, рассказывала мне о внуках. соседка моя, вдова, у неё девочка 6 лет, алёнушка, синие, чудные глаза, я тебе писала о ней когда-то, зашла ко мне и сказала: «анна семеновна, попрошу вас к вечеру убрать вещи, я переберусь в вашу комнату». «хорошо, я тогда перееду в вашу» — сказала я. она ответила: «нет, вы переберетесь в каморку за кухней». я отказалась, там ни окна, ни печки. я пошла в поликлинику, а когда вернулась, оказалось: дверь в мою комнату взломали, мои вещи свалили в каморке. соседка мне сказала: «я оставила у себя диван, он всё равно не влезет в вашу новую комнатку». удивительно, она кончила техникум, и покойный муж её был славный и тихий человек, бухгалтер в укопспилке. «вы вне закона» — сказала она таким тоном, словно ей это выгодно. а её дочь аленушка сидела у меня весь вечер, и я ей рассказывала сказки. это было моё новоселье, и она не хотела идти спать, мать её унесла на руках.

а затем, витенька, поликлинику нашу вновь открыли, а меня и ещё одного врача-еврея уволили. я попросила деньги за проработанный месяц, но новый заведующий мне сказал: «пусть вам сталин платит за то, что вы заработали при советской власти, напишите ему в москву». санитарка маруся обняла меня и тихонько запричитала: «господи, боже мой, что с вами будет, что с вами всеми будет…» и доктор ткачев мне руку. я не знаю, что тяжелей: злорадство или жалостливые взгляды, которыми глядят на подыхающую, шелудивую кошку. не думала я, что придётся мне всё это пережить.

Мама я скучаю по тебе в эти тяжкие дни. сам у меня дела ладно я прийду с роботы и допишу в коменты ок?

Тургенев, сорванный полураспустившийся цветок, найденный лирическим героем на дорожке сада после ливня, олицетворяет душу молодой особы, ее чувства. недаром мужчина замечает, что прежде эту алую розу видел на груди девушки. цветок символизирует утраченный покой, смятение от бури любовных переживаний, которая пронеслась над  «нашей равниной» .