По произведению "василий тёркин" написать сочинение. как видит войну доктор

свобода, юмор, правдивость, удаль, естественность погружения в стихию народной жизни и народной речи покоряли и покоряют читателей александра трифоновича твардовского. его современник не могли не замечать, что вопреки собственной смертоносной природе война нечто и возрождала – например, начисто, казалось бы, стертое репрессиями и общей атмосферой 30-х годов чувство духовного раскрепощения. острее других осознал и определил перемену борис леонидович пастернак: «трагический тяжелый период войны был живым … периодом и в этом отношении вольным радостным возвращением чувства общности со всеми». естественнее, раньше и полнее остальных воплотил эту перемену александр трифонович твардовский.  причем сразу же оговорюсь: поэтическая свобода у него не сводима к свободе политической. свобода – основной нравственно-художественный принцип произведения, источник его неиссякаемой притягательности.  она ощущается буквально с первых его строк, первого предложения, непомерно длинного для стихотворной речи, но записанного так легко, что его протяженности просто не замечаешь:   на войне, в пыли холодной,  в летний зной и в холода,  лучше нет простой, природной –  из колодца, из пруда,  из трубы водопроводной,  из копытного следа,  из реки, какой угодно,  из ручья, из-подо льда, -  лучше нет воды холодной,  лишь вода была б – вода.  и эта находка – непринужденное десятистишие на два созвучия – не канонизируется, не эксплуатируется затем, не превращается в «твердую строку». за ним последуют и  восьми- , и пяти- , и шести- , и четверостишия – словом, рифмующихся строк будет столько, сколько потребуется твардовскому в сию минуту для того, чтобы высказаться сполна.  свобода – свойство ритмики и стиля, жанра и композиции «василия теркина», не исключающее, впрочем, и чувства художественной меры. александр трифонович твардовский сам признавался, какое счастье пережил он, отбросив рамки, условности, установления: «я недолго томился сомнениями и опасениями относительно жанра, отсутствия первоначального плана, обнимающего все произведение наперед, слабой сюжетной связанности глав между собой. не поэма – ну и пусть себе не поэма, решил я; нет единого сюжета – пусть себе нет, не надо; нет самого начала вещи – некогда его выдумывать; не намечена кульминация и завершение всего повествования – пусть, надо писать о том, что горит, не ждет, а там видно будет, разберемся. и когда я так решил, порвав все внутренние обязательства перед условностями формы и махнув рукой на ту или иную возможную оценку этой работы, - мне стало свободно и весело». но тут же автор добавлял, что «должен был иметь в виду читателя, который, хотя бы и незнаком был с предыдущими главами, нашел  бы в данной, напечатанной сегодня в газете главе, нечто целое, округленное».  по оценке самуила яковлевича маршака, уже в первых набросках александр трифонович твардовский открывает тайну искусства незаметного, органического, создавая «стихи свободные, без стремления к эффектам на каждой строчке», но и такая оставалась тем не менее стихотворной, организованной. поэт пытался сделать ее прозрачной, прозаически весомой, он писал не поэму, а народную книгу, солдатскую библию, работал в жанре как бы никаком и всеобщем. то есть, с какой стороны не взять, произведение «василий теркин» - это внутреннее свободное единство.

Книга-справочный материал? надеюсь правильно.