Песнь про царя ивана васильевича, молодого опричника и удалого купца калашникова gjxtve kthvjynjd ghjckfdkztn ukfdys[ uthjtd

ох ты гой еси, царь иван васильевич!

про тебя нашу песню сложили мы,

про твово любимого опричника,

да про смелого купца, про калашникова;

мы сложили ее на старинный лад,

мы певали ее под гуслярный звон

и причитывали да присказывали.

православный народ ею тешился,

а боярин матвей ромодановский

нам чарку поднес меду пенного,

а боярыня его белолицая

поднесла нам на блюде серебряном

полотенцо новое, шелком шитое.

угощали нас три дня, три ночи,

и всё слушали – не наслушались.

i

не сияет на небе солнце красное,

не любуются им тучки синие:

то за трапезой сидит во златом венце,

сидит грозный царь иван васильевич.

позади его стоят стольники,

его всё бояре да князья,

по бокам его всё опричники;

и пирует царь во славу божию,

в удовольствие свое и веселие.

улыбаясь царь повелел тогда

вина сладкого заморского

нацедить в свой ковш

и поднесть его опричникам.

– и все пили, царя славили.

лишь один из них, из опричников,

удалой боец, буйный молодец,

в золотом ковше не мочил усов;

опустил он в землю очи темные,

опустил головушку на широку грудь —

а в груди его была дума крепкая.

вот нахмурил царь брови черные

и навел на него очи зоркие,

словно ястреб взглянул с высоты небес

на младого голубя сизокрылого, —

да не поднял глаз молодой боец.

вот об землю царь стукнул палкою,

и дубовый пол на полчетверти

он железным пробил оконечником —

да не вздрогнул и тут молодой боец.

вот промолвил царь слово грозное, —

и очнулся тогда добрый молодец.

«гей ты, верный наш слуга, кирибеевич,

аль ты думу затаил нечестивую?

али славе нашей завидуешь?

али служба тебе честная прискучила?

когда всходит месяц – звезды радуются,

что светлей им гулять по поднéбесью;

а которая в тучку прячется,

та стремглав на землю падает…

неприлично же тебе, кирибеевич,

царской радостью гнушатися;

а из роду ты ведь скуратовых

и семьею ты вскормлен »

отвечает так кирибеевич,

царю грозному в пояс кланяясь:

«государь ты наш, иван васильевич!

не кори ты раба недостойного:

сердца жаркого не залить вином,

думу черную – не запотчевать!

а прогневал я тебя – воля царская:

прикажи казнить, рубить голову,

тяготит она плечи богатырские

и сама к сырой земле она клонится».

и сказал ему царь иван васильевич:

«да об чем тебе молодцу кручиниться?

не истерся ли твой парчевой кафтан?

не измялась ли шапка соболиная?

не казна ли у тебя поистратилась?

иль зазубрилась сабля закаленая?

или конь захромал, худо кованый?

или с ног тебя сбил на кулачном бою,

на москве-реке, сын купеческий? »

отвечает так кирибеевич,

покачав головою кудрявою:

«не родилась та рука заколдованная

ни в боярском роду, ни в купеческом;

аргамак мой степной ходит весело;

как стекло горит сабля вострая,

а на праздничный день твоей милостью

мы не хуже другого нарядимся.»

«как я сяду поеду на лихом коне

за москву-реку покататися,

кушачком подтянуся шелковым,

заломлю на бочок шапку бархатную,

черным соболем , —

у ворот стоят у тесовыих

красны девушки да молодушки,

и любуются, глядя, перешептываясь;

лишь одна не глядит, не любуется,

полосатой фатой закрывается…»

«на святой руси, нашей матушке,

не найти, не сыскать такой красавицы:

ходит плавно – будто лебедушка;

смотрит сладко – как голубушка;

молвит слово – соловей поет;

горят щеки ее румяные,

как заря на небе божием;

косы русые, золотистые,

в ленты яркие заплетенные,

по плечам бегут, извиваются,

с грудью белою цалуются.

во семье родилась она купеческой,

прозывается алёной дмитревной.»

«как увижу ее, я и сам не свой:

опускаются руки сильные,

помрачаются очи бойкие;

скучно, грустно мне, православный царь,

одному по свету маяться.

опостыли мне кони легкие,

опостыли наряды парчевые,

и не надо мне золотой казны:

с кем казною своей поделюсь теперь?

перед кем покажу удальство свое?

перед кем я нарядом похвастаюсь?

отпусти меня в степи приволжские,

на житье на вольное, на казацкое.

уж сложу я там буйную головушку

и сложу на копье бусурманское;

и разделят по себе злы татаровья

коня доброго, саблю острую

и седельцо браное черкасское.

мои очи слезные коршун выклюет,

мои кости сирые дождик вымоет,

и без похорон горемычный прах

на четыре стороны развеется…»

и сказал смеясь иван васильевич:

«ну, мой верный слуга! я твоей беде,

твоему горю пособить постараюся.

вот возьми перстенек ты мой яхонтовый,

да возьми ожерелье жемчужное.

прежде свахе смышленой покланяйся

и пошли дары драгоценные

ты своей алёне дмитревне:

как полюбишься – празднуй свадебку,

не полюбишься – не прогневайся».

ох ты гой еси, царь иван васильевич!

обманул тебя твой лукавый раб,

не сказал тебе правды истинной,

не поведал тебе, что красавица

в церкви божией перевенчана,

перевенчана с молодым купцом

по закону нашему христианскому…

ай, , пойте – только гусли стройте!

ай, , пейте – дело разумейте!

уж потешьте вы доброго боярина

и боярыню его белолицую!