Чем заканчивается трагедия: победой сальери или его духовным

Его духовным поражением, так рассказывает

Время (дело известное) летит иногда птицей, иногда ползет червяком; но человеку бывает особенно хорошо тогда, когда он даже не замечает — скоро ли, тихо ли оно проходит. аркадий и базаров именно таким образом провели дней пятнадцать у одинцовой. этому отчасти способствовал порядок, который она завела у себя в доме и в жизни. она строго его придерживалась и заставляла других ему покоряться. все в течение дня совершалось в известную пору. утром, ровно в восемь часов, все общество собиралось к чаю; от чая до завтрака всякий делал что хотел, сама хозяйка занималась с приказчиком (имение было на оброке) , с дворецким, с главною ключницей. перед обедом общество опять сходилось для беседы или для чтения; вечер посвящался прогулке, картам, музыке; в половине одиннадцатого анна сергеевна уходила к себе в комнату, отдавала приказания на следующий день и ложилась спать. базарову не нравилась эта размеренная, несколько торжественная правильность ежедневной жизни; «как по рельсам катишься» , — уверял он: ливрейные лакеи, чинные дворецкие оскорбляли его демократическое чувство. он находил, что уж если на то пошло, так и обедать следовало бы по-, во фраках и в белых галстухах. он однажды объяснился об этом с анной сергеевной. она так себя держала, что каждый человек, не обинуясь, высказывал перед ней свои мнения. она выслушала его и промолвила: «с вашей точки зрения, вы правы — и, может быть, в этом случае, я — барыня; но в деревне нельзя жить беспорядочно, скука одолеет» , — и продолжала делать по-своему. базаров ворчал, но и ему и аркадию оттого и жилось так легко у одинцовой, что все в ее доме «катилось как по рельсам» . со всем тем в обоих молодых людях, с первых же дней их пребывания в никольском, произошла перемена. в базарове, к которому анна сергеевна очевидно благоволила, хотя редко с ним соглашалась, стала проявляться небывалая прежде тревога, он легко раздражался, говорил нехотя, глядел сердито и не мог усидеть на месте, словно что его подмывало; а аркадий, который окончательно сам с собой решил, что влюблен в одинцову, начал предаваться тихому унынию. впрочем, это уныние не мешало ему сблизиться с катей; оно даже ему войти с нею в ласковые, приятельские отношения. «меня она не ценит! пусть? . а вот доброе существо меня не отвергает» , — думал он, и сердце его снова вкушало сладость великодушных ощущений. катя смутно понимала, что он искал какого-то утешения в ее обществе, и не отказывала ни ему, ни себе в невинном удовольствии полустыдливой, полудоверчивой дружбы. в присутствии анны сергеевны они не разговаривали между собою: катя всегда сжималась под зорким взглядом сестры, а аркадий, как оно и следует влюбленному человеку, вблизи своего предмета уже не мог обращать внимание ни на что другое; но хорошо ему было с одной катей. он чувствовал, что не в силах занять одинцову; он робел и терялся, когда оставался с ней наедине; и она не знала, что ему сказать: он был слишком для нее молод. напротив, с катей аркадий был как дома; он обращался с ней снисходительно, не мешал ей высказывать впечатления, возбужденные в ней музыкой, чтением повестей, стихов и прочими пустяками, сам не замечая или не сознавая, что эти пустяки и его занимали. с своей стороны, катя не мешала ему грустить. аркадию было хорошо с катей, одинцовой — с базаровым, а потому обыкновенно случалось так: обе парочки, побыв немного вместе, расходились каждая в свою сторону, особенно во время прогулок. катя обожала природу, и аркадий ее любил, хоть и не смел признаться в этом; одинцова была к ней довольно равнодушна, так же как и базаров. почти постоянное разъединение наших приятелей не осталось без последствий: отношения между ними стали меняться. базаров перестал говорить с аркадием об одинцовой, перестал даже бранить ее «аристократические замашки» ; правда, катю он хвалил по-прежнему и только советовал умерять в ней сентиментальные наклонности, но похвалы его были торопливы, советы сухи,