А.с. пушкин. стихотворения "разлука" и "товарищам" 1. какое впечатление произвели на вас эти стихотворения? 2. как вы думаете, почему в стихотворении

Ответь так! в стихотворении разлука явно говорится о том что герой теряет друга и но обещает всегда быть рядом с ним хоть лицеевская учеба и заканчивается.меня удовлетворило то как он предан своему лицеевскому другу! в товарищах он говорит тоже самое,о своем новом пути после царскоселькой жизни в лицее

Ес левонтьевскими под гору, к речке, и хвастался: — я еще у бабушки калач украду! парни поощряли меня, действуй, мол, и не один калач неси, шанег еще прихвати либо пирог — ничего лишнее не будет. — ладно! бегали мы по мелкой речке, брызгались студеной водой, опрокидывали плиты и руками ловили подкаменщика — пищуженца. санька ухватил эту мерзкую на вид рыбину, сравнил ее со срамом, и мы растерзали пищуженца на берегу за некрасивый вид. потом пуляли камни в пролетающих птичек, подшибли белобрюшку. мы отпаивали ласточку водой, но она пускала в речку кровь, воды проглотить на могла и умерла, уронив головку. мы похоронили беленькую, на цветочек похожую птичку на берегу, в гальке и скоро забыли о ней, потому что занялись захватывающим, жутким делом: забегали в устье холодной пещеры, где жила (это в селе доподлинно знали) нечистая сила. дальше всех в пещеру забежал санька — его и нечистая сила не брала! — это еще че! — хвалился санька, воротившись из пещеры. — я бы дальше побег, в глыбь побег ба, да босый я, там змеев гибель. — жмеев? ! — танька отступила от устья пещеры и на всякий случай подтянула штанишки. — домовниху с домовым видел, — продолжал рассказывать санька. — хлопуша! домовые на чердаке живут да под печкой! — срезал саньку старшой. санька смешался было, однако тут же оспорил старшого: — дак тама какой домовой-то? . а тут пещернай. в мохе весь, серай, дрожмя дрожит — студено ему. а домовниха худа-худа, глядит жалобливо и стонет. да меня не подманишь, подойди только — схватит и слопает. я ей камнем в глаз может, санька и врал про домовых, но все равно страшно было слушать, чудилось — вот совсем близко в пещере кто-то все стонет, стонет. первой дернула от худого места танька, следом за нею и остальные с горы посыпались. санька свистнул, заорал дурноматом, поддавая нам жару. так интересно и весело мы провели весь день, и я совсем уже забыл про ягоды, но наступила пора возвращаться домой. мы разобрали посуду, спрятанную под деревом. — задаст тебе катерина петровна! задаст! — заржал санька. — ягоды-то мы съели! ха-ха! нарошно съели! ха-ха! нам-то ништяк! ха-ха! а тебе-то хо- я и сам знал, что им-то, левонтьевским, «ха-ха! », а мне «хо-хо! ». бабушка моя, катерина петровна, не тетка васеня, от нее враньем, слезами и разными отговорками не отделаешься. тихо плелся я за левонтьевскими из лесу. они бежали впереди меня гурьбой, гнали по дороге ковшик без ручки. ковшик звякал, подпрыгивал на камнях, от него отскакивали остатки эмалировки. — знаешь че? — проговорив с братанами, вернулся ко мне санька. — ты в туес травы натолкай, сверху ягод — и готово дело! ой, дитятко мое! — принялся с точностью передразнивать мою бабушку санька. — пособил тебе воспо-одь, сиротинке, пособи-ил. — и подмигнул мне бес санька, и помчался дальше, вниз с увала, домой. а я остался. утихли голоса под увалом, за , жутко сделалось. правда, село здесь слышно, а все же тайга, пещера недалеко, в ней домовниха с домовым, змеи кишмя кишат. повздыхал я, повздыхал, чуть было не всплакнул, но надо было слушать лес, траву, домовые из пещеры не подбираются ли. тут хныкать некогда. тут ухо востро держи. я рвал горстью траву, а сам озирался по сторонам. набил травою туго туесок, на бычке, чтоб к свету ближе и дома видать, собрал несколько горсток ягодок, заложил ими траву — получилось земляники даже с копной. — дитятко ты мое! — запричитала бабушка, когда я, замирая от страха, передал ей посудину. — восподь тебе пособил, воспо-дь! уж куплю я тебе пряник, самый большущий. и пересыпать ягодки твои не стану к своим, прямо в этом туеске увезу… отлегло маленько. я думал, сейчас бабушка обнаружит мое мошенничество, даст мне что полагается, и уже приготовился к каре за содеянное злодейство. но обошлось. все обошлось. бабушка унесла туесок в подвал, еще раз похвалила меня, дала есть, и я подумал, что бояться мне пока нечего и жизнь не так уж худа. я поел, отправился на улицу играть, и там дернуло меня сообщить обо всем саньке. — а я расскажу петровне! а я — не надо, санька! — принеси калач, тогда не расскажу. я пробрался тайком в кладовку, вынул из ларя калач и принес его саньке, под рубахой. потом еще принес, потом еще, пока санька не нажрался а