Окакой проблеме говорит автор платон в критии

Тимей. ах, сократ, как радуется путник, переведя дух после долгого пути, такую же радость чувствую сейчас и я, доведя до конца свое рассуждение. богу же, на деле пребывающему издревле, а в слове возникшему ныне, недавно, возношу молитву: пусть те из наших речей, которые сказаны как должно, обратит он нам во спасение, а если мы против воли что-то сказали нескладно, да будет нам должная кара! а должная кара для поющего не в лад состоит в том, чтобы научить его ладу; итак, дабы впредь мы могли вести правильные речи о рождении богов, пусть будет в ответ на нашу мольбу даровано нам целительное снадобье, изо всех снадобий совершеннейшее и наилучшее, знание! сотворив же молитву, по уговору передаем слово критию.  критий. принять-то слово я приму, тимей, но, как ты сам вначале испрашивал снисхождения, ссылаясь на необъятность твоего предмета, так и я сделаю то же самое. принимая во внимание, о чем мне предстоит говорить, я думаю, что вправе требовать еще большего снисхождения. сам знаю, что просьба моя, , тщеславна и не в меру странна, однако ж приходится ее высказать. тебе-то хорошо: кто, находясь в здравом уме, возьмется доказывать, что ты говорил неправильно? но моя , как я попытаюсь доказать, труднее, а потому и требует большего снисхождения.  видишь ли, тимей, тому, кто говорит с людьми о богах, легче внушить к своим речам доверие, нежели тому, кто толкует с нами о смертных, ибо, когда слушатели лишены в чем-то опыта и знаний, это дает тому, кто вздумает говорить перед ними об этом, великую свободу действий. а уж каковы паши сведения о богах, это мы и сами понимаем. чтобы яснее показать, что я имею в виду, приглашаю вас вместе со мной обратить внимание вот на какую вещь. все, что мы говорим, есть в некотором роде подражание и отображение; между тем, если мы рассмотрим работу живописцев над изображением тел божественных и человеческих с точки зрения легкости или трудности, с которой можно внушить зрителям видимость полного сходства, мы увидим, что, если дело идет о земле, горах, реках и лесе, а равно и обо всем небосводе со всем сущим на нем и по нему идущим, мы бываем довольны, если живописец способен хоть совсем немного приблизиться к подобию этих предметов; и, поскольку мы не можем ничего о них знать с достаточной точностью, мы не проверяем и не изобличаем написанного, но терпим неясную и обманчивую тенепись. напротив, если кто примется изображать наши собственные тела, мы живо чувствуем упущения, всегда бываем внимательны к ним и являем собою суровых судей тому, кто не во всем и не вполне достигает сходства.  то же самое легко усмотреть и относительно рассуждений: речи о небесных и божественных предметах мы одобряем, если они являют хоть малейшую вероятность, речи о смертном и человеческом дотошно проверяем. а потому вам должно иметь снисхождение к тому, что я ныне без всякой подготовки имею сказать, если я и не смогу добиться во всем соответствия: помыслите, что смертное не легко, но, наоборот, затруднительно отобразить в согласии с вероятностью. все это я сказал ради того, сократ, чтобы напомнить вам об указанном обстоятельстве и потребовать не меньшего, но даже большего снисхождения к тому, что имею поведать. если вам кажется, что я справедливо требую дара, дайте мне его, не скупясь. 

Роль сената в начале 19 века стала уменьшаться. за сенатом в основном сохранялась роль высшего судебного учреждения страны. его департаменты превратились в высшие апелляционные для судов губерний. сенату были подчинены коллегии, предоставлено право доклада царю о несоответствии и противоречии вновь издаваемых указов другим существующим законам. однако вскоре сенат потерял это и ряд других прав, оставшись главным образом высшим судебным органом.