99 ответить на вопрос из рассказа "смерть чиновника" почему писатель не говорит нам о червякове как о человеке? как относится автор к героям этого рассказа?

ответ: славе: к известности я отношусь, как штирлиц: надел чужой мундир, играю с вами в то, что творчеством занимаюсь, смыслы произвожу, и думаю: лишь бы не раскусили.

о фальши: я не люблю современный подход к театру как к кафедре, где сеется разумное, доброе, вечное. и как к месту, где много фальшивого не только в существовании, но и в оценке ценностей, в подаче этих ценностей, в системе координат, которые пропагандируются. то есть театр — как место, где не автор царит и выражает свою индивидуальность, неповторимость своего мышления, а место, где люди пытаются подстелиться под массовый или относительно массовый вкус.

о смысле: театр — это не кафедра, это игра, здесь нет норм. и злость тех людей, которые меня обвиняют в отсутствии профессионализма, как раз основана на вере в необходимость правил: а где у вас содержание, а где смыслы? я могу ответить: успокойтесь, их нет. пустота. зияющая дыра вместо смыслов. < > я уверен, что содержание не закладывается в самом произведении искусства, в нем есть механизмы порождения смыслов, а сами смыслы возникают в головах у зрителей.

о зрителях: я в принципе люблю зрителя: для меня это часть театра. мне интересно даже его сопротивление. более того, оно зачастую даже интереснее приятия: чем сильнее спарринг-партнер, тем лучше. убедить изначально недоверчивый зал, заставить его жить происходящим на сцене – это всегда победа.

о восприятии: вы заходите на эскалатор, если он стоит, то тело начинает жить так же, как будто это движущийся эскалатор. психика не может приспособиться и не может приспособиться – сбивается восприятие. зритель, который регулярно ходит в театр, у него накатанное восприятие. < > зачастую цель всяких актуализаций и преобразования классики – просто обновить, сбить восприятие классического текста и заставить людей работать мозгом.

о троллинге: я, например, воспринял спектакль кшиштофа варликовского «(а)поллония» как дико антисемитский. меня потом долго убеждали, что это не что иное, как провокация, потому что режиссер спектакля – еврей, гей, ­абсолютно свободный человек мира. осознание этого расширило мои границы понимания театра. ведь и моя в том, чтобы человека, пришедшего в зал, как-то задеть, зацепить, поцарапать. я замаялся объяснять, что «идеальный муж» – тоже троллинг. его примитивность намеренная, она должна раздражать эстета и интеллектуала. так тебе и надо, эстет, раздражайся.

об иллюзиях: я человек, у которого строго разграничены моральные понятия — я достаточно хорошо знаю, что хорошо, а что плохо в жизни. именно поэтому я не боюсь путешествий в темные глубины человеческой души и нашей жизни, потому что понимаю, что они меня не замажут, не исказят моего понимания добра и зла. а вот люди, которые настоятельно требуют света в конце туннеля, явно испытывают неуверенность в присутствии этого света в себе и боятся, что тьма их поглотит.

о цензуре: возможно ли запрещать в искусстве? конечно же, нет. я, например, считаю, я давно формулирую мысль о том, что творчество – это тоже храм. вот есть религиозные храмы < > . есть храмы иного свойства: это театры, это книги, это книжные магазины, это концертные залы. это та территория, где богом является творческая свобода, индивидуальность как важнейшая ценность цивилизации

объяснение: