Стихи о пушкине 20 века только не большое-3 четверостишия ,а то учить

сергей есенин пушкину мечтая о могучем даре того, кто стал судьбой, стою я на тверском бульваре, стою и говорю с собой. блондинистый, почти белесый, в легендах ставший как туман, о александр! ты был повеса, как я сегодня хулиган. но эти милые забавы не затемнили образ твой, и в бронзе выкованной славы трясешь ты гордой головой. а я стою, как пред причастьем, и говорю в ответ тебе: я умер бы сейчас от счастья, сподобленный такой судьбе. но, обреченный на гоненье, еще я долго буду чтоб и мое степное пенье сумело бронзой прозвенеть. 1924

                                                              нет, бил барабан перед смутным полком, выбирай любоекогда мы вождя хоронили: то зубы царёвы над мертвым певцом почетную дробь выводили. такой уж почет, что ближайшим друзьям — нет места. в изглавьи, в изножьи, и справа, и слева — ручищи по швам — жандармские груди и рожи. не диво ли — и на тишайшем из лож пребыть поднадзорным мальчишкой? на что-то, на что-то, на что-то похож почет сей, почетно — да слишком! гляди, мол, страна, как, молве вопреки, монарх о поэте печется! почетно — почетно — почетно — архи- почетно, — почетно — до черту! кого ж это так — точно воры вора пристреленного — выносили? изменника? нет. с проходного двора — умнейшего мужа россии. 19 июля 1931 медон алексей макаревич пушкин бывает осенней порою, засыпая с рассветом, я вижу во сне героя, я вижу во сне и кажется болдинской осень, вижу я тень татьяны. уходит во тьму дубровский, во тьму сновидений странных. летит надо мной пушкин, машет крылом белым, и кажется мне игрушкой тонкое его над и ликами, над тополями стройными читает стихи великие, да песни поёт и к облаку тянутся руки, и яблоки рвутся с не ведая сна и скуки, он подымается в небо, и кружится, будто птица - судьбы моей злой кукушка, и вглядываясь в наши лица, трогает за макушки. и кажется что незримо веет над нами вечность, бессмертная пантомима, вселенская над и ликами, над тополями стройными читает стихи великие, да песни поёт борис романов раевский. пушкин! славная таврида. что помнят неохватные стволы? чья слава и великая обида одно мгновенье высветит из мглы? чтобы его представить молчаливо, достанет нам и страсти и порыва среди камней и прошлого золы? нет, не достанет. спит воображенье, пока нас жарит солнце, а в ночи оно опять признает пораженье, и потому о пушкине послушай море, угадать стараясь, о чем оно бормочет нам, вздымаясь, каменья перекатывая ртом. и повтори слова его потом. булат окуджава счастливчик пушкин александру сергеичу хорошо! ему прекрасно! гудит мельничное колесо, боль угасла, баба щурится из избы, в небе -- жаворонки, только десять минут езды до ближней ярмарки. у него ремесло -- первый сорт, и перо он губаст и учен, как черт, и все ему просто: жил в одессе, бывал в крыму, ездил в карете, деньги в долг давали ему до самой смерти. вежливы и тихи, делами замученные, жандармы его стихи на память заучивали! даже царь приглашал его в дом, желая при этом потрепаться о том о сем с таким поэтом. он красивых женщин любил любовью не чинной, и даже убит он был красивым мужчиной. он умел бумагу марать под треск свечки! ему было за что умирать у черной речки. рубцов николай о пушкине словно зеркало стихии, отстояв назначенье свое, отразил он всю душу россии! и погиб, отражая