Племена ацтеків мешкали а)перу б) мексиці в) центральній америці

поздно ночью 23 августа 1939 года в кремле советский комиссар иностранных дел вячеслав молотов подписал с германским министром иностранных дел иоахимом риббентропом пакт о ненападении. хотя это был лишь договор о нейтралитете, он, как правило, рассматривается как наиболее очевидная, непосредственная причина второй мировой войны. это событие к военным действиям и потому заслуживает внимательного рассмотрения. до какой степени разделяет советский союз с нацистской германией вину за возникновение войны? некоторые идут в своих аргументах дальше. они уделяют первостепенное внимание подписанным месяц спустя совершенно секретным протоколам, разделившим восточную европу на сферы влияния. именно секретные протоколы, они, а не пакт о ненападении, отражают истинные цели советской внешней политики. договор заложил основы прочного союза между германией и советским союзом. как мы видели в первой главе, суворов в своих аргументах заходит еще дальше. он считает, что сталин стремился к такому соглашению с середины 20-х годов, рассчитывая, развязав войну, создать благоприятные условия для революции. после того как германия и страны запада истощат себя, россия вступит в войну и расширит свою территорию за счет европы.

было бы явной ошибкой категорически отрицать этот аргумент и разделять противоположное мнение советских , которые постоянно утверждали, что в своей внешней политике в 30-е годы сталин руководствовался высокими моральными соображениями[1]. тенденция разделить эти два соглашения — пакт о ненападении и секретные протоколы — не выдерживает критики, так как они являлись составной частью единой политики и служили одной цели. хотя окончательное решение подписать пакт, возможно, было принято лишь в августе 1939 года, ориентация на германию произошла не в результате срыва переговоров с западом. переговоры с германией были начаты весной 1939 года и велись одновременно с переговорами со странами запада.

чтобы яснее и объективнее оценить советскую внешнюю политику 30-х годов, необходимо определить основополагающие принципы этой политики. проанализировав постепенную эволюцию советской внешнеполитической доктрины в первое десятилетие после революции, нельзя не прийти к выводу, что в своей внешней политике накануне войны сталин вряд ли руководствовался антинацистскими настроениями, восхищением или враждой лично к гитлеру или желанием совершить коммунистическую революцию в европе. с учетом враждебного окружения, которое все больше смыкалось вокруг советского союза в 30-е годы, а также огромного ущерба, нанесенного индустриализацией и коллективизацией, советская политика ни в коей мере не определялась экспансионистскими соображениями. сталин явно старался укрепить национальную безопасность. изменения в советской политике были вызваны не столько отвращением к фашизму по моральным и идеологическим соображениям, сколько растущей угрозой, проведением германией активной политики и отказом от духа рапалло. для определения нового курса потребовалось время, но уже к декабрю 1933 года политбюро выработало политику коллективной безопасности. она была расчетливой и осторожной, чтобы не оттолкнуть германию и одновременно обеспечить безопасность россии. идеология осадного положения и акцент на подъеме страны, так ярко проявившиеся во время военной угрозы в 1927 году, были возрождены сталиным на xvii съезде коммунистической партии в начале 1934 года:

«у нас не было ориентации на германию, так же, как у нас нет ориентации на польшу и францию. мы ориентировались в прошлом и ориентируемся в настоящем на и только на »[2].

ясная и последовательная, с небольшими тактическими отклонениями, политика строилась на осознании потенциальной опасности, исходящей от всего капиталистического мира, будь то фашистская германия или западные демократии. стремясь в отношениях с державами к столь чуждому для марксистской теории, отвергающей идею поддержки одной капиталистической державы против другой, сталин стремился защитить российскую революцию. это было достигнуто в 20-е годы сотрудничеством с германией в духе рапалло, а после прихода гитлера к власти — попытками воздвигнуть барьер против появившейся серьезной опасности со стороны германии. один из ведущих авторитетов запада пришел к выводу, что сталин «виновен, видимо, в целом ряде ошибок во время проведения курса на коллективную безопасность, но сам курс, несомненно, был искренним»[3].